Возводя трон и украшая его ступени этим светским великолепием, невозможно было не потрудиться обеспечить кое-какие гарантии и гражданам, хотя бы толикой реальной свободы возместив им ущерб за ту видимость свободы, которой их лишали, уничтожив республику. С некоторого времени много говорилось о том, что при монархии с хорошими законами правительство будет сильнее, а граждане свободнее. Следовало сдержать часть этих обещаний, если, конечно, возможно сдержать хоть одно обещание такого рода в эпоху, когда все, страстно желая сильной власти, готовы дать погибнуть свободе за невозможностью ее использования, даже если она самым ясным образом прописана в законах. Так, решили дать Сенату и Законодательному корпусу некоторые прерогативы, которых они прежде не имели и которые могли стать полезными гарантиями для граждан.
Сенат, состоявший прежде из двадцати четырех членов, избираемых самим Сенатом, затем из граждан, которых император считал достойными этого высокого положения, и наконец, из шести высших сановников и французских принцев, достигших восемнадцати лет, по-прежнему оставался главным государственным органом. Он сохранял право избрания других органов, мог отменять любой закон или декрет по причине его неконституционности и вносить изменения в конституцию посредством конституционных сенатус-консультов. При всех трансформациях, которым он подвергся за четыре года, он оставался столь же могущественным, каким замыслил его Сийес. Заседавшие в Сен-Клу реставраторы монархии задумали снабдить его двумя новыми правомочиями самого высокого значения. Они вверили ему охрану личной свободы граждан и свободу печати. Согласно статье 16 первой Консульской конституции, правительство не могло удерживать индивида в заключении, не предав его суду в течение десяти дней. Согласно второй Консульской конституции, установившей пожизненное консульство, Сенат имел право решать, в случае заговора против безопасности государства, может ли правительство превысить этот десятидневный срок и насколько. Эту произвольную власть правительства в отношении гражданской свободы решили надежным образом регламентировать, создав сенатскую комиссию из семи членов, избираемую голосованием и обновляемую каждые четыре месяца за счет выхода одного из них из состава комиссии. Ей надлежало рассматривать прошения и требования заключенных и их семей и объявлять, справедливо ли заключение и продиктовано ли оно государственными интересами. Если после направления первого, второго и третьего запросов министру, санкционировавшему арест, министр не выпускал индивида, о котором его запрашивали, он сам предавался суду за нарушение гражданской свободы.
Подобной же комиссии, организованной сходным образом, надлежало надзирать за свободой печати. Эта свобода впервые появилась в консульских конституциях, так мало придавали ей значения после разгула печати во времена Директории. Что до периодической прессы, ее оставили в ведении полиции. Беспокоились только о книгах, только их сочли достойными свободы, в которой отказывали газетам. Не хотели, как до 1789 года, отдавать их на произвол полиции. Теперь любой типограф или издатель, чья публикация подвергалась притеснениям государственной власти, имел право обратиться в сенатскую комиссию по надзору за свободой печати; и, если, ознакомившись с запрещенной книгой, сенатская комиссия не одобряла строгих мер государственной власти, она направляла первый, второй и третий запрос министру, после чего, в случае неповиновения ее повторным предупреждениям, призывала министра к ответу в Верховном императорском суде.
Кое-что в этом направлении сделали и для Законодательного корпуса. Как мы не раз говорили, проекты законов обсуждались только в Трибунате, который, сформировав свое мнение, посылал трех ораторов для его защиты перед тремя государственными советниками в лишенный слова Законодательный корпус. Немота последнего, исправлявшаяся, по мысли Сийеса, красноречием Трибуната, очень скоро сделалась предметом острот публики, насмехавшейся над вынужденным молчанием своих законодателей. Молчание Законодательного корпуса стало еще более шокирующим после того, как лишенный всякой силы Трибунат тоже умолк. Было решено, что, заслушав государственных советников и членов Трибуната, Законодательный корпус будет удаляться на совещание в подчиненный ему тайный комитет проектов, где любой из его членов сможет пользоваться правом слова, а затем возвращаться на публичное заседание, чтобы голосовать обычным образом.