История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I

Этот план, столь соблазнительный, великодушный и столь хитроумный, если бы он был более осуществим, оказался одним из тех предприятий, какими способно было увлечься в ту минуту возбужденное воображение Наполеона, и одним из тех внушительных зрелищ, какие его величию и подобало являть миру. Правда, продвигаясь в Польшу, он прибавлял к трудностям настоящей войны самую опасную из всех – трудность расстояний и климата, но при этом забирал у Пруссии и России значительные ресурсы польских провинций в людях и продовольствии; подрывал основу русского могущества; оказывал Европе выдающуюся услугу; добавлял новых заложников к тем, которыми был уже обеспечен и которые должны были послужить ему, чтобы добиться от Англии возвращения заморских территорий взамен территорий на континенте. Что до климата, столь сурового в этих краях в ноябре и декабре, Наполеон, несомненно, учитывал его, но решил остановить кампанию на Висле. В случае ее сдачи в обмен на перемирие он планировал обосноваться на ней; в случае отказа он собирался завладеть ею в результате нескольких маршей, расположить там свои войска на зиму, кормить их хлебом Польши и обогревать дровами ее лесов, пополнить войска новыми солдатами, пришедшими с Рейна, а весной отбыть с Вислы, углубившись к северу так далеко, как не дерзал еще ни один человек.

Между тем во всём этом, помимо опасностей, присущих самому предприятию, таилась еще одна опасность, о которой Наполеон не забывал, а именно впечатление, которое произведет это предприятие на Австрию. Австрия, хоть и побежденная и доведенная до изнеможения, могла всё же ощутить искушение наброситься на тылы французов.

Поведение Вены возбуждало немало опасений. На предложения Наполеона о союзе, переданные через герцога Вюрцбургского, она ответила преувеличенно дружелюбными заявлениями, притворившись, что не понимает предложений французского посла, а после получения разъяснений сослалась на то, что слишком тесное сближение с Францией повлечет для нее разрыв с Россией и Пруссией, между тем как после долгой войны она более неспособна воевать ни с какой из держав.

К этим уклончивым словам Австрия недавно добавила более показательные действия. Она собрала 60 тысяч человек в Богемии, разместив их вначале вдоль границ Баварии и Саксонии, а затем передвинув в Галицию, следуя в некотором роде за воюющими армиями. Помимо этих 60 тысяч она направила другие войска к Польше и чрезвычайно активно формировала склады в Богемии и Галиции. На расспросы о военных приготовлениях Австрия отвечала банальными доводами об обеспечении собственной безопасности, говоря, что, будучи окружена со всех сторон неприятельскими армиями, воюющими друг с другом, она не должна позволить ни одной из них нарушить ее территорию и что меры, отчета в которых с нее требуют, являются мерами чистой предосторожности.

Наполеон не мог поверить столь неискренним речам. Он отлично видел, что опасения Австрии притворны, ибо ни одна из воюющих сторон не была заинтересована в том, чтобы провоцировать ее нарушением территории, и он знал, что вооружается она с коварным намерением напасть на тылы французской армии. Не придавая чрезмерного значения слову человека и государя, которым связал себя Франц II, обещав не воевать более с Францией, Наполеон всё же думал, что память о торжественном обещании должна стеснять этого государя, что для его нарушения ему понадобится достаточно благовидный предлог. По зрелом размышлении он принял два решения: не давать Австрии предлогов для вступления в войну и одновременно принять такие меры предосторожности, как если бы она наверняка должна была ее начать, и притом принять их нескрываемым образом.

Его речи соответствовали его решениям. Прежде всего он открыто посетовал на военные приготовления в Богемии и Галиции, давая понять, что понимает их цель. Затем с той же откровенностью объявил о мерах предосторожности, которые считал себя обязанным принять и природа которых должна была обескуражить Венский кабинет. Наполеон заявил, что не желает давать поводов к разрыву, не окажет никакой помощи возможному возмущению в польских провинциях, которыми владеет Австрия; что он понимает, как трудно будет сдерживать зависимых от Австрии поляков, когда поляки, зависимые от России и Пруссии, восстанут; но что если в Вене думают об этом так же, как он, и если, как он, убеждены в огромной ошибке, совершенной в прошлом веке, когда была уничтожена монархия, представлявшая собой ограду Запада, он может предложить весьма простое средство исправить эту ошибку: восстановить Польшу и заранее предложить Австрийскому дому богатое возмещение за провинции, которыми ему придется в таком случае пожертвовать. Возмещение состояло в возвращении Силезии, отнятой у Марии-Терезии Фридрихом Великим. Силезия точно стоила Галиции, и ее возврат разительным образом исправил бы злоупотребления, которые основатель Пруссии заставил претерпеть Австрийский дом.