Читаем История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I полностью

Мощные усилия неприятеля не остановили работу над параллелью. Ее продолжили вправо и влево и оснастили батареями, ибо вновь прибывшие артиллерийские обозы доставили более восьмидесяти орудий крупного калибра. Огонь французской артиллерии удвоился, и осаждающие наконец вышли из третьей

параллели, придвинувшись с двух сторон к исходящим углам Гагельсберга. Его укрепление состояло из двух бастионов с равелином[25]
между ними. Французы придвинулись к исходящему углу левого бастиона и к исходящему углу равелина. Подкопные работы стали крайне опасными. Неприятель, приберегший величайшие ресурсы своей артиллерии к концу осады, лучшую ее часть направил на подкопы, поэтому французы продвигались чрезвычайно медленно. Лефевр начинал терять терпение и гневался на инженеров, не понимая их комбинаций, на артиллеристов, не умея оценить их усилий, но более всего на войска союзников, которые оказывали ему меньше услуг, чем французы. Саксонцы бились хорошо, но не проявляли энтузиазма, особенно в отношении подкопных работ. Баденцы не были хороши ни в работах, ни в бою. Польские новобранцы были усердны, но непривычны к военным тяготам. Солдаты Северного легиона, весьма стремительные в атаках, разбегались при малейшем сопротивлении. Поскольку в этих войсках была сильна тяга к дезертирству, их снабжали со складов штаб-квартиры, дабы они не ходили по окрестным деревням, и кормили лучше, чем французов, хотя служили они далеко не столь исправно. Лефевр непрестанно ворчал, да еще в самых оскорбительных выражениях, что они умеют только есть, все доводы инженеров называл тарабарщиной, заявлял, что продвинулся бы куда дальше с помощью своих гренадеров, и во что бы то ни стало желал положить конец осаде и перейти к генеральному штурму.

План был безрассуден, ибо осаждающие не приблизились еще к крепости, и во рву их ждали грозный частокол, заменявший в Данциге каменные эскарпы. Русские в подобном штурме Данцига, предпринятом из нетерпения, потеряли в 1724 году пять тысяч человек, и французы не дерзнули пойти на такое безрассудство без приказа императора.

К счастью, он находился всего в тридцати лье, и от него можно было получить ответ в течение двух суток. Получив письмо маршала Лефевра, Наполеон поспешил умерить пыл старого вояки, обратившись к нему с суровым выговором. Он горячо упрекнул маршала в нетерпении, пренебрежении к искусству, которым он не владел, и склонности к дурным речам в адрес союзников. «Вы умеете только жаловаться, – писал он, – ругать союзников и переменять мнение из-за первого встречного. Вы хотели войск, я их вам послал и готовлю новые войска, а вы, как неблагодарный, продолжаете жаловаться, не думая даже поблагодарить меня. Вы грубы с союзниками, особенно с поляками и баденцами. Они непривычны к войне, но это придет. Думаете, мы сами в девяносто втором были столь же доблестны, как ныне, после пятнадцати лет войны? Имейте же снисхождение к молодым, у которых еще нет вашего хладнокровия в бою. Принц Баденский (возглавлявший баденцев и помогавший при осаде Данцига) оставил радости двора, чтобы вести свои войска в бой. Выкажите ему почтение и не забывайте о его рвении, которому вовсе не подражают другие. Тела ваших гренадеров, которые вам хочется всюду подставить, не опрокинут стен. Вы должны позволить действовать инженерам и слушать генерала Шаслу, человека весьма сведущего, которого не следует лишать своего доверия из-за слов первого критиканишки

, берущегося судить о том, что он неспособен понять. Приберегите доблесть ваших гренадеров для той минуты, когда можно будет употребить ее с пользой, а пока наберитесь терпения. Вдобавок мне ни к чему несколько лишних дней, и потому не следует ради них отправлять на верную гибель несколько тысяч человек, которым можно сохранить жизнь. Выкажите спокойствие, настойчивость, уверенность, подобающие вашему возрасту. Ваша слава – во взятии Данцига; возьмите его, и будете вознаграждены».

Чтобы успокоить маршала, большего и не требовалось. Он смирился с продолжением осадных операций по всем правилам науки.


Хотя лагерь был перенесен с Нерунга в низовья Вислы, а проход через канал и реку перекрыт, окружение крепости могло стать полным лишь после захвата острова Хольм. Только в результате захвата можно было обезвредить множество редутов, в частности, редут Кальк-Шанц, который обстреливал французские траншеи с фланга, доставлял противнику множество неприятностей и замедлял работы, вынуждая снабжать подкопы траверсами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное