История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I

При Александре находился князь Петр Долгоруков, начинающий офицер, самодовольный и амбициозный, враждебный кружку умной молодежи, заправлявшей делами империи, и пытавшийся убедить его, что эти молодые люди – вероломные русские, готовые предать Россию в интересах Польши. Непостоянство Александра предоставляло князю Долгорукову немало шансов на успех. Неправда, что князь Адам, честнейший человек, был способен предать Александра. Но он ненавидел прусский двор, принимая его слабость за двуличие, и из польского патриотизма желал неукоснительно следовать плану порвать с ним и подвергнуть насилию, если он не примкнет к коалиции, растоптать его едва сформированные армии, отнять у него Варшаву и Познань и провозгласить Александра королем восстановленной Польши. Для поляка его желание было совершенно естественным, но для русского государственного деятеля – весьма необдуманным. Наполеон мог разгромить коалицию и в одиночку: что стало бы, если бы он получил в вынужденные союзницы Пруссию?

Вдобавок, это значило требовать слишком многого от нерешительного характера Александра. Он отправил в Берлин своего посла Алопеуса, чтобы тот воззвал к дружеским чувствам Фридриха-Вильгельма, просил его пропустить русскую армию через Силезию и лишь затем намекнул, что не сомневается в содействии Пруссии столь достойному делу освобождения Европы. Переговорщик имел позволение объявить Берлинскому кабинету, что не время колебаться, что нейтралитет невозможен и если войска не пропустят по доброй воле, будет применена сила. Алопеусу должен был вторить князь Долгоруков, адъютант Александра. Последнему поручалось дать Берлину ясно понять, что Пруссию решено вовлечь либо уговорами, либо насилием. В Пулавах даже составили манифест, который должен был предшествовать началу военных действий.

В то время как русские агенты проявляли столь горячую настойчивость в отношении Пруссии, в ней находились и французские переговорщики Дюрок и Лафоре, которым Наполеон поручил предложить ей Ганновер. Мы помним, что гофмейстер Дюрок отбыл из Булони с миссией донести это предложение до Берлина. Честность молодого короля не устояла; чувства Гарденберга, которого в Европе называли благонамеренным министром, не выдержали тем более. Гарденберг усматривал в деле лишь одну трудность: соглашению следовало подыскать подобающую форму, дабы спасти честь его государя в глазах Европы. На поиски формы ушли два месяца, июль и август. Наконец придумали для Пруссии роль вооруженного посредничества. Король Пруссии должен был объявить, при каких условиях равновесие в Европе кажется ему гарантированным, изложить эти условия и затем дать понять, что выступит на стороне тех, кто их примет, против тех, кто не примет. Это означало, что он будет воевать вместе с Францией, чтобы приобрести Ганновер. В этой декларации он должен был согласиться с большинством условий Наполеона, таких как создание королевства Италии, с разделением двух корон при наступлении всеобщего мира, присоединение Генуи и Пьемонта к империи, предоставление Франции свободы распоряжаться судьбой Пармы и Пьяченцы, независимость Швейцарии и Голландии, наконец, оставление Таранто и Ганновера при наступлении мира. Трудность состояла только в том, как понимать независимость Швейцарии и Голландии. Наполеон, не имевший никаких видов на эти страны, не захотел, тем не менее, гарантировать их независимость в выражениях, которые позволили бы врагам Франции осуществить там контрреволюцию. Пререкания по этому предмету продолжались до конца сентября, и молодой король был наконец уже готов покориться насилию, которое хотели свершить над ним, когда по передвижению русских, австрийских и французских армий ясно осознал, что война неизбежна и близка. Охваченный страхом, он отшатнулся и не заговаривал более ни о вооруженном посредничестве, ни о приобретении Ганновера ценой такового. Он вернулся к своей обычной системе нейтралитета севера Германии. Тогда Дюрок и Лафоре, согласно приказу Наполеона, предложили ему то, о чем Берлинский кабинет столько раз просил сам: временную передачу Ганновера Пруссии, при условии, что она обеспечит владение им Франции. Но как ни желал король Фридрих-Вильгельм ухода французов и вручения ему такой ценности, он понял, что ему придется в этом случае противостоять северной экспедиции союзников, и снова отказался. Он дал тысячу заверений в дружеских чувствах к Наполеону, его династии и его правлению, добавив, что не уступает своим симпатиям лишь потому, что не защищен от России со стороны Польши. На что Дюрок и Лафоре отвечали предложением армии в 80 тысяч французов, готовой присоединиться к пруссакам. Но и это означало войну, и Фридрих-Вильгельм отверг ее и в такой форме.