История Консульства и Империи. Том II. Книга 2

Став хозяином испанской короны, Наполеон поспешил отдать ее. Корона эта, величайшая из всех, которыми ему доводилось располагать после короны Франции, должна была принадлежать, как ему казалось, его брагу Жозефу, в то время миролюбивому и рассудительному королю Неаполя. В своем выборе Наполеон руководствовался прежде всего любовью, ибо любил Жозефа больше остальных братьев; во-вторых, уважением к иерархии, потому что Жозеф был старшим; и наконец, доверием, ибо ему он доверял более, чем всем остальным. Этот выбор стал еще одной ошибкой в роковом испанском деле. Жозеф мог прибыть в Мадрид не ранее чем через два месяца, и эти два месяца должны были предопределить подчинение или возмущение Испании. Жозеф был слаб, пассивен, лишен воинственности, не способен командовать и внушить почтение испанцам. Испанцам нравился Мюрат, который уже находился в Мадриде, стремительностью решений был способен подавить готовое вспыхнуть восстание, привычкой командовать войсками в отсутствие Наполеона умел подчинить себе французских генералов. Именно Мюрату следовало поручить сдержать и завоевать сердца испанцев. Но Наполеон доверял только братьям, а в Мюрате видел всего лишь союзника. Он не доверял его легкомыслию и амбициям его жены, хотя она и была его сестрой, и пожаловал ему только Неаполитанское королевство.

Наполеон написал Мюрату, сообщив ему о том, что произошло в Байонне, объявив о назначении Жозефа на испанский трон и освобождении неаполитанского трона, который, вместе с троном португальским (ибо договор Фонтенбло уходил в небытие вместе с Карлом IV), предоставлял ему выбор между двумя пустующими тронами. В этих же депешах Наполеон предложил Мюрату любой из них на его усмотрение, побудив всё же предпочесть трон неаполитанский. А пока он предписывал ему завладеть всей властью в Мадриде, применять ее в полную силу, известить хунту и советы об отречениях Карла IV и Фердинанда VII и потребовать, чтобы власти Испании просили Жозефа Бонапарта принять испанскую корону.

Невозможно представить себе изумление и боль Мюрата при известии о выборе Наполеона. Командование французскими войсками всего Иберийского полуострова, превратившееся вскоре в генеральное наместничество, казалось ему верным предзнаменованием восхождения на испанский трон. Крах всех надежд стал ударом, глубоко потрясшим его душу и даже его крепкое здоровье, доказательство чего мы вскоре увидим. Прекрасная корона Неаполя, которой Наполеон манил его взор, казалась ему вовсе не наградой, а лишь горькой немилостью. Но Мюрат настолько был покорен своему всемогущему шурину, что не выказал никакого недовольства, лишь при ответе сохранил на этот счет молчание, которое достаточно показывало его чувства.

Однако у него еще оставался шанс принять корону Испании в случае отказа Жозефа, или если сама трудность передачи короны столь отдаленному от Мадрида государю, не владевшему браздами испанского управления, вынудит Наполеона переменить решение. Поэтому Мюрат оправился от своих мучительных переживаний, затаил последнюю надежду и со всем пылом трудился над исполнением полученных им приказов. Хунта, уже не возглавляемая доном Антонио, выказала полную покорность, готовность повиноваться его приказам и признать назначенного Наполеоном короля. Те, кто из убеждения или ради выгоды принимали идею перемены династии, как маркиз де Кабальеро, к примеру, были расположены деятельно служить новой власти, в особенности если облечен ею будет Мюрат, которого они уже неплохо знали. Однако Мюрату требовалось от них не пассивное содействие. Он имел приказ добиться от хунты и советов официального обращения к Жозефу с просьбой стать королем Испании. Но для слабости одних и корыстных расчетов других это было уже слишком. Предложив хунте договориться с обоими советами о призвании Жозефа на трон Испании, Мюрат нашел их рвение остывшим. Одни не скрывали своих опасений, другие — отсутствия воодушевления в отношении неизвестного короля. Здесь было чем польстить тайным стремлениям Мюрата, ибо становилось очевидно, что инициативы испанских властей было бы легче добиться, если бы речь шла о нем самом, — то ли потому что он нравился, то ли потому, что находился на месте. Тем не менее, после долгих и бурных переговоров, посредником в которых выступил маркиз де Кабальеро, советы составили заявление, гласившее, что, в случае окончательного отказа Карла IV и Фердинанда VII от их прав, они считают государем, наиболее способным составить счастье Испании, принца Жозефа Бонапарта, который столь благоразумно правит ныне в бывших испанских владениях, в королевстве Неаполя. Таким образом, советы не брались судить о правах Фердинанда VII и Карла IV, ограничившись тем, что в случае несомненного признания освобождения трона, выразили свое предпочтение, которые было в конечном счете не более чем знаком высокого уважения к одному из наиболее чтимых принцев семьи Бонапарта.