Генерал Келлерман, вернувшись во Французский генеральный штаб, рассказал главнокомандующему и товарищам по оружию о настроениях англичан, и было решено вступить с ними в переговоры об оставлении Португалии. Он вернулся в штаб-квартиру неприятеля, и собрание для совещаний было назначено в городе Синтра. Переговоры продолжались несколько дней и закончились 30 августа подписанием Синтрской конвенции. Французская армия, согласно условиям конвенции, отступит со всеми воинскими почестями и заберет с собой всё, что ей принадлежит; будет транспортирована английскими кораблями в ближайшие французские порты, такие как Ла-Рошель, Лорьян и другие, и сможет немедленно после этого продолжать службу; с больными и ранеными будут обращаться с заботой и доставят их во Францию, как только их состояние позволит им вынести путешествие; то же относится к гарнизонам Алмейды и Элваша, оставшимся в глубине страны. Было оговорено также, что не будут производиться никакие дознания о прошлом и что личная свобода и собственность португальцев, принявших сторону французов, не понесет никакого урона.
Это соглашение было столь почетным для французской армии, насколько можно было пожелать, ибо она была спасена полностью и месяц спустя уже могла продолжить войну с Испанией. Англичане были неспособны подражать испанцам и нарушить конвенцию Синтры, как те нарушили Байленскую капитуляцию. Они собрали в устье Тахо многочисленную флотилию, доставившую 30 тысяч солдат на берега Португалии, и подготовили ее для перевозки 22 тысяч французов, оставшихся от 26 тысяч, последовавших за генералом Жюно. В первых числах сентября англичане погрузили их на борт и доставили к побережью Сентонжа и Бретани.
Так, в конце августа, французы оставили почти весь Иберийский полуостров, вторжение на который с такой легкостью произошло в феврале и марте. Две французские армии капитулировали: одна — на почетных условиях, другая — на унизительных, остальные охраняли на Эбро выход из Пиренеев. Из 130 тысяч человек, перешедших Пиренеи, в строю не осталось и 60 тысяч, не считая, правда, 22, отправленных во Францию под английским флагом.
Таким образом, все комбинации Наполеона провалились перед лицом возмущенной и обманутой нации. Он был сполна наказан за совершенную ошибку, ибо сам его брат, испугавшись поставленной перед ним задачи и глубоко сожалея о мирном королевстве Неаполь, написал ему 9 августа с берегов Эбро безнадежное письмо, ставшее для Наполеона, несомненно, самым жестоким из упреков.
«Все против меня, — писал он, — все без исключения. Даже высшие классы, поначалу неуверенные, теперь последовали за движением классов низших. Не осталось ни одного испанца, преданного моему делу. Филиппу V надлежало победить одного соперника, мне же надобно победить всю нацию. Моя роль как генерала была бы сносной и даже легкой, ибо я победил бы испанцев и с одним подразделением Ваших старых войск, но моя роль как короля нестерпима, ибо, чтобы подчинить своих подданных, я должен истребить немалую их часть. Поэтому я отказываюсь править народом, который меня не хочет, однако не желаю уходить побежденным. Пришлите мне одну из Ваших старых армий. Я вернусь с нею в Мадрид и вступлю в переговоры с испанцами. Если Вы захотите, я от Вашего имени возвращу им Фердинанда VII, удержав у них часть территории до Эбро, ибо Франция-победительница будет иметь право на плату за победу. Так она будет вознаграждена за свои усилия и пролитую кровь, а я вновь попрошу у Вас трон Неаполя».
Такова суть того, что Жозеф писал с берегов Эбро Наполеону. Ничье суждение не могло быть более суровым и справедливым, чем суждение потерявшего надежду короля, вынужденного против собственной воли править взбунтовавшимся народом. Наполеон это понял и в своем ответе, который мы приведем позднее, доказал, до какой степени прочувствовал невольную жестокость суждения, вынесенного братом.
ЭРФУРТ
Наполеон провел в Байонне и департаментах, расположенных у подножия Пиренеев, июнь и июль, во время которых и свершились описываемые ранее события. Он посетил По, Ош, Тулузу, Монтобан, Бордо и повсюду его приветствовали и с воодушевлением принимали жители, всегда привлекаемые заезжим государем, ненадолго развлекающим их праздность, но на этот раз еще более жадно, чем обычно, стремившиеся увидеть необыкновенного человека, который по справедливости возбуждал их любопытство и восхищение. Баски исполняли перед ним грациозные и живописные танцы, Тулуза продемонстрировала обыкновенную пылкость чувств. В этих провинциях ничего, или почти ничего, не знали об испанских событиях, ибо Наполеон не допускал обнародования фактов, противных его целям. Конечно, через неизбежное сообщение одной стороны Пиренеев с другой стало известно, что Арагон объят восстанием и что водворение короля Жозефа встречает довольно серьезные трудности.