История Консульства и Империи. Том II. Книга 2

Она прибыла в Браунау 16 марта. Там всё было приготовлено, как при бракосочетании 1770 года. Для встречи молодой императрицы соорудили три соединенных меж собой павильона, первый из которых считался австрийским, второй — общим, а третий — французским. Марию Луизу провели из австрийского павильона в общий и вверили представителю императора принцу Бертье, который ввел ее во французский павильон, где ее приняла в объятия королева Неаполя, сестра Наполеона.

Из Браунау императрицу перевезли в Мюнхен, а затем в Страсбург, и повсюду ее встречали приветственные возгласы германского и французского населения, на глазах которого совершалось это необычайное действо — бракосочетание дочери цезарей с удачливым солдатом, победителем Французской революции и Европы.

Двадцать третьего марта императрица Мария Луиза вступила в Страсбург, где ее встретило такое же всенародное воодушевление. Наполеона со всем его двором она должна была увидеть впервые в Компьене, но, дабы избавить ее от стеснения официальной встречи, Наполеон выехал с Мюратом из Компьеня и встретил жену по дороге. Он заключил ее в объятия и был, по всей видимости, доволен тем родом красоты и ума, который заметил в ней с первого взгляда. Хорошо сложенная, добрая, простая, должным образом воспитанная женщина была всем, чего он желал. Входя с нею вечером 27 марта в Компьенский замок, Наполеон казался совершенно счастливым.

Тридцатого марта император с новой императрицей отбыли из Компьеня в Сен-Клу, где должно было состояться гражданское бракосочетание: проведенных в Вене, по обычаям старых дворов, церемоний было достаточно, чтобы брак считался полностью состоявшимся. Их возобновление в Париже являлось только формальностью, торжеством для народа, которым новой государыне предстояло править.

Первого апреля в присутствии всего императорского двора в большой галерее Сен-Клу состоялось повторное гражданское бракосочетание Наполеона и Марии Луизы, совершенное великим канцлером Камбасересом. На следующий день в Тюильри, для населения Парижа, должна была состояться повторная религиозная церемония. Наполеон, предшествуемый гвардией, окруженный маршалами

на конях, семьей и двором в ста великолепных каретах, въехал в Париж через Триумфальную арку. Он проехал под сводами арки и по Елисейским полям при огромном стечении народа, в коронационной карете с восемью окнами, позволявшей публике видеть его сидящим рядом с новой императрицей, и вошел во дворец Тюильри через сад. Брачный алтарь был устроен в большой гостиной. Наполеон, подав императрице руку, проделал весь путь пешком и прибыл в большой зал, где находилась сверкающая золотом часовня. Крики радости увенчали окончание церемонии. Вечером в большом театре Тюильри состоялся свадебный банкет.

Все последующие дни были заполнены великолепными празднествами. Все классы приняли участие в увеселениях, пришедших на смену мрачным впечатлениям последней войны. Вновь увидев Наполеона всемогущим и счастливым, народ позабыл, что недавно император едва не перестал быть таковым, отодвинул подальше мимолетные предчувствия, как зловещий сон, и начал верить в бесконечное и вечное величие Империи, будто никогда в нем и не сомневался. И в самом деле, хотя Ваграмская победа и не равнялась по величию трофеев победам при Аустерлице, Йене и Фридланде, она равняясь им по гениальности. Завершившись браком Наполеона с Марией Луизой, она возвела Наполеона на высочайшую ступень могущества, и если бы он исправил великую ошибку Испанской войны осмотрительной политикой, порожденные этим браком иллюзии могли бы и осуществиться. Но для этого нужно было изменить то, что менее переменчиво, чем судьба: нужно было изменить характер человека, а этим человеком был Наполеон.

КОНТИНЕНТАЛЬНАЯ БЛОКАДА

Когда Наполеон победил в Ваграмской кампании Австрию и германских повстанцев, приобрел новые территории в Галиции, Баварии и Иллирии, одарил отобранными у врагов провинциями своих польских, германских и итальянских союзников, расширил Империю на восток и на юг и стал мужем австрийской эрцгерцогини, он, казалось, вновь вознесся на вершину человеческого величия, с которой, как надеялись его недруги и боялись друзья, едва не упал. Судивший по наружности мир был вновь ослеплен, и не без причины, ибо, за исключением России, где к Наполеону, впрочем, относились с величайшим почтением, и Испании, где многочисленные народные повстанцы воевали с ним за оконечности Иберийского полуострова, весь континент выказывал глубокую покорность, и смирение народов и королей казалось безграничным. Только защищенная океаном Англия по-прежнему ускользала от его владычества, но Франция, хоть и устала от морской войны, всё еще льстила себя надеждой, что в конце концов на суше будет завоевана победа и на море.