Оставался ресурс, к которому Наполеон был готов обратиться, не беспокоясь о жертвах, которые он повлечет. Этим ресурсом являлись две испанские армии, объединение которых перед Парижем доставило бы Наполеону 80—100 тысяч великолепных солдат. С одним только этим ресурсом он получил бы средство раздавить коалицию и сбросить ее в Рейн. Но было весьма сомнительно, что он сможет располагать этими армиями в нужное время. Герцог Сан-Карлос, отбывший к границе Каталонии, пересек ее, углубился в Испанию и не подавал о себе известий. Несчастный Фердинанд, столь же спешивший перебраться из Балансе в Эскуриал, как Наполеон — перевести своих солдат с Адура на Сену, умирал от нетерпения. Но ничего не происходило. Жозеф воспользовался случаем, чтобы выйти из своего ложного положения, и написал Наполеону, что перед лицом вторжения на территорию Франции он более не ставит никаких условий и не просит никакого возмещения, а, напротив, готов послужить государству в любом качестве и в любом месте. Наполеон принял брата в Париже, вернул ему
достоинство французского принца, равно как и место в совете регентства, и решил, не возвращая ему титул короля Испании, что его будут называть королем Жозефом, а его жену — королевой Юлией.
Эта договоренность, восстановившая единство в императорской семье, была до сих пор единственным результатом переговоров в Балансе. Ожидая, пока сможет отозвать с испанской границы все силы, Наполеон захотел подтянуть хотя бы их часть. Он предписал маршалам Сюше и Сульту приготовиться к выступлению на север Франции, а тем временем отправить 12 тысяч лучших солдат Сюше в Лион и 14-15 тысяч лучших солдат Сульта в Париж. Разумеется, Сюше и Сульт оказались весьма ослаблены после такой отправки войск, но поскольку от маршалов требовалось только сдерживать продвижение неприятеля на юг, Наполеон надеялся, что у них хватит на это средств.
Позаботившись о создании войск, Наполеон занялся их дислокацией. После перехода союзников через Рейн в Базеле сомнений в направлении их движения не оставалось. Наполеон видел, что, продолжая выдвигать корпус Блюхера от Майнца на Мец по северо-восточной дороге, коалиция хотела тем временем выдвинуть более сильную колонну с востока, в обход оборонительных укреплений, и двигаться через Бельфор, Лангр и Труа на Париж. А потому он стремительно произвел соответствующие диспозиции.
Он приказал Мармону и Виктору следовать вдоль хребта Вогезов от Страсбурга к Бельфору, отстаивать как можно дольше проходы в горах, а затем отступать на Эпиналь, чтобы противостоять колонне, подходившей с востока. Вся Молодая гвардия, формировавшаяся в Меце под началом Нея, должна была сойтись к Эпиналю. Старая гвардия, направленная поначалу на Бельгию, получила приказ повернуть обратно на Шалон-сюр-Марн и занять позицию в Лангре.
В соответствии с полученными приказами корпуса Мармона, Виктора, Нея и Мортье, насчитывавшие 60 тысяч человек, должны были преграждать вход в долины Марны, Оба и Сены, расположившись от Эпиналя до
Лангра на высотах, отделяющих Франш-Конте от Бургундии. Наполеон намеревался поддерживать маршалов войсками, подготовленными в Париже и прибывавшими из Испании.
Так, в положении внешне безнадежном Наполеон не терял надежды. Наряду с организацией войск он намеревался принять и политические меры, чтобы заставить моральные средства содействовать средствам материальным. Оставив членов Законодательного корпуса в праздности в Париже, он решил, наконец, собрать их и хотел воспользоваться их голосами, чтобы пробудить и вернуть на свою сторону общественное мнение или хотя бы привлечь его внимание к опасностям, нависшим над Францией, которой грозила в ту минуту ужасная катастрофа.
Члены Законодательного корпуса прибыли в Париж, переполненные чувствами своих провинций, опустошенных конскрипцией, реквизициями и произволом префектов, которые устанавливали подати по своей воле, высылали богатых отцов семейств, не желавших отдавать сыновей в почетную гвардию, и разоряли бедных земледельцев, прятавших сыновей в лесах. К реальным невзгодам добавлялись преувеличенные слухи о том, что творится в армиях, слухи, собранные со всех сторон и порой исходившие даже от членов правительства. Всюду рассказывали, не смягчая красок, о бедствиях последней кампании, страданиях солдат, оставленных умирать на дорогах Саксонии и Франконии, ужасных опустошениях, причиненных тифом на Рейне, и не менее ужасных бедствиях Испанской войны. Страдание от этих бед усилилось, когда стало известно, насколько легко можно было их избежать. Хотя общество не узнало, что в Праге была возможность добиться прекраснейшего мира, но из-за преступного упрямства случай был упущен, все были убеждены, что мир не был заключен только по вине Наполеона, что союзники всегда хотели мира, а он никогда его не хотел. И теперь, когда правдой стало обратное, когда осмелевшая от побед Европа больше не хотела мира, а желавший его Наполеон был не в состоянии такового добиться, общественное мнение обвиняло его