История, которой нет (СИ)

Я скинул кроссовки в коридоре и прошёл в свою комнату, где, очевидно, и лежал Антон. Конечно, эту деталь женщина рассказывать не посчитала нужным. В принципе, выбор друга мне не понятен - света в моей норе почти нет из-за странного расположения домов в округе (в комнате темновато даже в солнечные дни, что говорить о пасмурной погоде) да и обстановка… мрачновата слегка. Занавески тёмно-зеленые, каркас кровати из тёмного дерева; шкаф, стол, палас, обивка дивана - тоже. В общем, обилием ярких красок моя спальня не радует. Впрочем, мне в такой обстановке уютнее и морально спокойнее.

Но для больного?…

Я аккуратно прошёл к кровати и сел на край, боясь потревожить сон Антона. Даже в плену Морфея друг выглядел беспокойным и недовольным - меж бровей залегла морщинка, делающая его старше. Лицо было бледным, что придавало от природы смуглому Тохе зелёный оттенок. Невольно сравнив друга с инопланетянами, хмыкнул.

Парень во сне скривился, словно от боли, и распахнул глаза, открывая рот, сначала не издавая ни звука, а потом начиная хрипеть. Кажется, Антон задыхался, и я соскочил с места, не зная, куда себя деть.

Что делать?!

– Во… дхы, - прохрипел Тоха, хватаясь руками за горло.

Увидев на тумбочке возле кровати стакан и схватив его, передал парню. Естественно, он не смог взять бокал, потому что руки тряслись и не слушались, и я сам умудрился влить в него жидкость. На адреналине, наверное. Потому что спустя несколько минут, когда Антон уже был совершенно спокоен, а я сидел на полу возле кровати, меня прошибла резкая слабость во всём теле.

– Донской? - спросил Тоха тихо, страдальчески морщась.

Я кивнул, вздыхая.

– А я ведь молился… Просил, чтобы он забрал кого-то вроде тебя вместо него. Бога просил…

– Я же говорил, что Бога нет, - устало привалившись к каркасу кровати, проговорил медленно. – Впрочем, твоё желание он выполнил. Частично.

Друг вскинул голову и с вызовом посмотрел мне в глаза.

– Ненавижу! - припечатал он ядовито.

– Ты уточняй, кого, пожалуйста, иначе я запутаюсь, - отмахнулся я легко. – Ярика или Лёху? Просто если Донского, вопрос не ко мне… А он сам тебе уже не ответит.

– Ты меня с ума сведешь, - покачал головой парень, улыбнувшись криво. – Сначала звонишь, говоришь, что ты мой лучший, но уже умерший друг, а теперь вот… Может это ты слегка тронулся умом, а, Яр? Потому что я абсолютно здоров, но меня бесит до белого каления то, что ты всё ещё жив, а Лёша умер! - в конце Тоха сорвался на крик, сжимая пальцами одеяло.

– Ты веришь в совпадения, Тох? - я встал в полный рост и теперь смотрел на друга сверху вниз.

– Ну, сам говоришь, что ты Лёха, а он знал, верю я или нет… - в парне проснулась Ехидна обыкновенная, подвида “слушаю, но не слышу”.

– Ты не веришь в гороскопы, но веришь в символичность снов и самые распространенные в народе приметы. И ты как минимум раза сто четыре мне сказал, что в совпадения не веришь. Так вот, смотри, скептик.

Я прошёл к своему письменному столу и, вытащив верхний ящик, поставил его на край кровати. Вытащив все тетрадки, огляделся по сторонам, ища взглядом органайзер.

– Где моя банка для всякой херни? Опять утащил её к себе? - прищурился я зло. Конечно, я должен был кинуться другу в ноги и на коленях молить о прощении, но не случилось мне за всю жизнь обзавестись такой огромной совестью. Злость бурлила внутри, словно я по-прежнему находился в своём теле, а Тоха не был болен. – Сколько раз просил тебя не тянуть к ней свои загребущие ручонки! Купи свою хрень и пожалуйста - хоть в унитаз смой. Но мою не тронь!

Времени идти куда-либо не было, поэтому я взял со стола ножницы и вскрыл дно ими.

Там лежали спрятанные мною давным-давно Тохины дневники. Три тетради полетели на колени брюнету.

Парень смотрел на них, как на ядовитых змей.

– Зелёный - это детство. Тебе двенадцать и ты настолько безнадёжно влюблён в кого-то, что только и можешь, что писать стихи и пытаться убиться об стену, - погрузился я в рассказ. – Синий - юношество. Его ты вёл до пятнадцати лет, и там тоже всё довольно скучно, если честно. Написано как-то слишком по-книжному вычурно, но тоскливо. Депрессивные начала - как основа. Красный - до девятнадцати. Это последний. Заканчивается он двадцать… - я напряг память. –… Двадцать восьмого декабря. В тот день ты потерял свою драгоценную девственность и дневники выбросил. Нет, ты думал, что выбросил, - я ехидно улыбнулся и захихикал злобно. – А я подобрал. В следующий раз - жги.

Антон не верил. Ни капли, ни секунды. Но попросил глухо:

– Ещё. Ещё что-нибудь расскажи.

Я плюхнулся на кровать напротив парня и улыбнулся хитро:

– Конечно же, Тошенька, солнышко моё ненаглядное! Вспомним молодость, придурковатый ты неуч! - мысленно потер лапки.

Я смогу его убедить, определённо.

…– А ты ему ответил: “Я незнакомым дяденькам двери не открываю с детства, меня мама хорошо выдрессировала”, - уже задыхаясь от смеха, закончил я. – Вот ты придурок конечно, Тох! Сначала закрыл его в лаборантской, а потом ещё и выёживаться начал!