Читаем История «латышских стрелков». От первых марксистов до генералов КГБ полностью

Экономический кризис в части Европы усилил фашистские тенденции. В начале ноября 1933 года премьер-министр Ульманис «лечится» в Германии и знакомится с опытом немецкого фюрера по установлению диктатуры. С Германией Ульманис был неплохо знаком – он изучал её сельское хозяйство перед Первой мировой войной. Экономический кризис угрожал привести политическую ситуацию в Латвии к революционным волнениям. Над Ульманисом повисла угроза потери власти – его Крестьянский союз стремительно терял популярность. 21 ноября 1933 года с одобрения Сейма арестованы все 7 депутатов рабоче-крестьянской фракции Сейма Латвии.

К тому времени вокруг Латвии уже установлены диктаторские режимы в Польше и Литве. В марте 1934 года происходит государственный переворот в Эстонии. В ночь с 15 на 16 мая 1934 года происходит государственный переворот в Латвии под руководством Ульманиса. Упразднена Конституция, распущен Сейм, запрещены все политические партии, президент формально остался на своём месте, вместо министерств установлена система отраслевых камер. Диктатура Ульманиса

, в отличие от фашистской диктатуры в Германии, сохраняла определённую степень законности, не была направлена на террористическое уничтожение части населения, отсутствовала боевая партия, как НСДАП в Германии, политические репрессии не были кратно усилены, были запрещены как левые, так и правые националистические организации. Однако, в тот период исторических событий в Европе латвийская диктатура вполне укладывалась в общий фашистский тренд – вождизм, упразднение парламентских органов власти, выборов, конституции, экономическая политика под диктовку местного крупного капитала, обращение к национальному самосознанию народа. Ульманис шёл по пути Муссолини, без расизма. Авторитарную диктатуру Ульманиса вполне можно называть профашистской, учитывая вышеупомянутые особенности.

Ещё до переворота Ульманиса КПЛ выступила за создание антифашистского народного фронта. Стало происходить резкое политическое размежевание с социал-демократами (ЛСДРП). Впоследствии, создавая широкий Антифашистский фронт летом-осенью 1933 года КПЛ и ЛСДРП пришли к соглашению о совместных действиях. После переворота 1934 года социал-демократы ушли в подполье и объединились с коммунистами в борьбе. После установления Советской власти членов ЛСДРП индивидуально принимали в КПЛ, отказавшись от автоматического присвоения членства в КПЛ всем социал-демократам.

После переворота, в 1934-35 годах, в Риге работало 60–70 нелегальных групп по 4–5 человек на заводах и фабриках. В конце 1935 года после ряда провокаций властям удалось арестовать большое число руководителей и рядовых членов КПЛ. Все получили длительные сроки и вышли только после восстановления Советской власти летом 1940 года. В 1936-37 годах в Латвию на подпольную работу из СССР прибыли видные революционеры: Ян Калнберзинь, Жанис Спуре, Фрицис Деглавс.

Состав действительных членов КПЛ в 1920-е составлял 200–300 членов и постоянно рос, но в середине 1930-х количество членов упало до 65-100, к моменту легализации в КПЛ летом 1940 насчитывалось около 600 человек. Совместно с молодёжным крылом подпольной социал-демократической партии (Союз социалистической молодёжи Латвии) в конце 1936 года создан Союз трудовой молодёжи Латвии (СТМЛ), подавляющее большинство членов которого состояли ранее в Коммунистическом союзе молодёжи Латвии (КСМЛ). Союз действовал под руководством КПЛ и КИМ.

В период 1920-40 годов в разное время рижскими организациями КПЛ и КСМЛ издавалось около 100 наименований нелегальных газет и журналов, в Риге было оборудовано 95 подпольных типографий. В период 1920-36 годов в Риге действовало пять районных организаций, в следующий период включая 1940 год – 10 районных организаций. На VIII съезде КПЛ, проходившем в начале 1931 года в Москве, 29 делегатов представляли около 1000 членов партии.

1936 год обозначен как год окончания экономического кризиса и начало периода «жирных лет». Отчасти это обусловлено востребованностью продукции из Латвии на внешних рынка в странах, готовящихся к военным действиям в грядущей мировой войне. Отчасти это объясняется девальвацией лата, допущенной правительством Ульманиса. Население было обложено косвенными налогами, безработица сократилась за счёт открытия крупных строек, таких как Кегумская ГЭС, перестроение центральной части Риги, открытие новых железнодорожных линий и шоссе. Экспорт сельхозпродукции дотировался государством, сельская буржуазия получала доплаты и премии. Непрерывно рос государственный долг Латвии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное