История марксистской диалектики (Ленинский этап)

Именно эти представления подвергаются критике в логических работах английских неогегельянцев. Так, Т.X. Грин писал в своих «Лекциях по логике», что сущность реального мыслительного процесса состоит в развитии знания. Формальная же логика, истолковавшая суждения, особенно подвергнутые квантификации предиката как простые тавтологии, делает мышление совершенно бессодержательным. «Когда суждения выражены в квантифицированной форме, – пишет он, – формальный вывод из них сводится к нулю» (434, т. II, стр. 64). Между тем, продолжает эту мысль Ф. Брэдли, суждение есть «форма различия, объединенная тождеством» (413, т. I, стр. 373). Тем более бессодержательным оказывается формально истолкованное умозаключение. Например, «косвенный метод» умозаключения, разработанный Джевонсом, на деле есть лишь использование посылки для истолкования ее самой, т.е. круг в заключении.

Когда же речь заходит о формально-логической абстракции, то она просто сводится неогегельянцами к абсурду: «Если функция мысли – это отвлечение, то высшая идея… имела бы наименьшую реальность: короче говоря, чем больше мы мыслим, тем меньше мы будем знать» (434, т. II, стр. 193).

Хотя и явно преувеличенная, эта критика содержит в себе рациональный момент. Действительно, нельзя свести познание к совокупности формально-логических операций. Оно включает в себя также наблюдения, эксперимент, анализ и синтез, конкретизацию и т.д. Необходимо связанные с формально-логическими операциями, они тем не менее выходят за их сферу, в том числе и в собственно логической области – области мышления. Поэтому философия, ставящая перед собой задачу разработки методологии в целом, неизбежно оказывается шире и богаче формальной логики. Более того, философия ставит перед собой задачу гносеологического обоснования логики, а поступая так, она неизбежно ставит вопрос о развитии

последней, о перспективах выработки новых, более совершенных средств мышления.

Однако, фиксируя действительную ограниченность формальной логики, сторонники «философской логики» приходят к фактическому отрицанию первой как формы развития знания. В крайних формах это приводит к иррационализму, но даже у тех, кто до этой крайности не доходит, наблюдается серьезная недооценка формально-логического мышления. Так, в английском неогегельянстве рассуждение об ограниченности формальной логики завершается утверждением, что формальная логика в состоянии дать нам лишь все возможные комбинации предикатов, совместимые с исходной посылкой. Все остальное – дело фактического исследования и содержательного мышления. Следовательно, формальная логика рассматривается как область лишь формальной правильности, но не истинности.

Но что понимается в таком случае под содержательным мышлением? Развивающееся знание как «действие мыслительной функции, которая расширяет данное

посредством идеального синтеза» (413, т. II, стр. 408), т.е. диалектики. Особенность этой диалектики состоит, по Брэдли, в том, что ее содержание и движущая сила проистекают из самого разума. Каким же образом? Диалектика Гегеля видела источник этого движения разума во внутренних противоречиях бытия – мышления. Брэдли, напротив, исходит из того, что начало познания – это одностороннее, фрагментарное понятие. «Объект передо мною не есть ни целостная Реальность, ни целостность испытываемого мною. Универсум (я должен здесь это допустить) един с моим духом (mind), и дело обстоит не только таким образом, но и так, что Универсум действительно испытывается мной как находящийся по ту сторону объекта. Ибо, кроме того, что он является объектом, мир актуально чувствуется не просто в его общих чертах, но и более или менее в специальных деталях. Следовательно, по сравнению с этим более полным содержанием, наличным в чувстве, объект, находящийся передо мной, может испытываться как дефектный» (412, стр. 225). Эта «дефектность», фрагментарность объекта послужила основой для утверждения, что истинная Реальность, чувствуемая

разумом, и наличная реальность, данная ему в ограниченной и фрагментарной форме, образуют противоположность, т.е. «движущую причину того беспокойства, которое возбуждает диалектический процесс» (413, т. II, стр. 409).