История марксистской диалектики (Ленинский этап)

В 20-е годы неогегельянское движение развертывается в Германии, принимая форму то иррационалистической «диалектики» Р. Кронера, то «критической диалектики» Й. Кона или З. Марка, то «трагической диалектики» А. Либерта. Движение это завершается в 30-е годы в надуманной и откровенно апологетической «диалектике» «народного сообщества» (Volksgemeinschaft) позднего, полуфашистского неогегельянства Ю. Биндера, Т. Хэринга, Г. Фрайера и др. (см. 329, гл. VI, § 1; 30; 261). Свое завершение «гегелевский ренессанс» получает в работах французских неогегельянцев – Ж. Валя, А. Кожева и Ж. Ипполита. Однако французское неогегельянство быстро перерождается в экзистенциализм, а «возрожденная» в его рамках диалектика в «трагизм» неразрешимых антиномий человеческой «экзистенции».

Наряду с этой основной линией развития идеалистической интерпретации диалектики в XX в. существовали и другие тенденции, связанные как с традицией немецкой классической философии, так и с осознанием некоторых задач, ставившихся научным познанием. Диалектика – в односторонне идеалистическом плане – развивалась в этой связи Марбургской школой неокантианства; главное здесь состоит в разработке теории «конкретного всеобщего». Некоторые проблемы диалектики как логики ставятся и в «логике исследования» прагматистов, и – что еще более важно – в логических и философских работах мыслителей, идущих к диалектике от физических теорий (Ф. Гонсет, Г. Башляр, П. Детуш-Феврие).

Нельзя, однако, не отметить сразу же, что все эти попытки разработать диалектическую проблематику имеют ряд общих черт, закрывающих перспективу действительно научной ее разработки. Во-первых, это – субъективизация диалектики, лишение ее объективной основы в диалектике объекта. Во-вторых, апологетический в общем и целом характер современных идеалистических интерпретаций диалектики.

Если гегелевский объективный идеализм представлял собой, как отмечал Энгельс, на голову поставленный материализм и диалектика Гегеля выражала законы развития природы, общества, познания, угаданные

им в движении мысли, то субъективистское истолкование диалектики современным идеализмом практически лишает ее этой функции. Вызвано это тем, что идея социальной закономерности, тем более идея прогресса не устраивает ныне буржуазных идеологов: всякая закономерность, а в первую очередь закономерность исторического прогресса, оборачивается для них признанием конечности и обреченности конкретной общественно-экономической формации, капитализма. Избавиться от этого вывода проще всего можно, – если хочешь «сохранить» диалектику в ее урезанной, ограниченной, а следовательно, мистифицированной форме, – посредством ее субъективизации.

Именно по этому пути пошло неогегельянство. «Абсолютный идеализм» англо-американского неогегельянства осуществлял субъективизацию диалектики путем расчленения и противопоставления противоречивой «видимости», истоком которой является конечное человеческое мышление, и неизменного, неподвижного, гармонического Абсолюта. Мир, как он выражен в понятиях человеческого ума, считал Ф. Брэдли, «противоречит себе; и поэтому он – видимость, а не реальность» (411, стр. 9). Итальянское неогегельянство идет по пути отрицания диалектики природы, сохраняя, правда в существенно видоизмененной форме, диалектическую логику Гегеля. Кроче считал, что в диалектике Гегеля «необходимо сохранить первую часть, а именно новое понятие понятия, конкретной универсалии, вместе с доктриной степеней реальности и диалектикой противоположностей; надо отвергнуть, опираясь на это новое понятие и развивая его, всякий панлогизм, всякое спекулятивное построение индивидуального и эмпирического, истории и природы» (423, стр. 139). Но почему же? Справедливо отмечая несостоятельность спекулятивной философии природы, Кроче в то же время объявляет область природы, а следовательно, естествознания эмпирической, т.е. априори недиалектической.

Конечно, вывод этот несостоятелен, поскольку само естествознание представляет собой, как отмечал Энгельс, пробный камень и источник диалектики. В еще большей степени справедливо это применительно к историческому процессу. Но в буржуазной философии XX в. вывод о «недиалектичности» природы и естествознания становится общим местом. В его формулировке немалую помощь оказывает ей философский ревизионизм. Так, в опубликованной в 1923 г. книге «История и классовое сознание» Д. Лукач объявил, что сфера диалектического метода Маркса – это «исторически-социальная действительность». «Недоразумения, которые возникают из изложения диалектики Энгельсом, – писал он, – покоятся по существу на том, что Энгельс, следуя ложному примеру Гегеля, распространяет диалектический метод также на познание природы» (463, стр. 17). Между тем «метод естественных наук, методический идеал всякой рефлексивной науки и всякого ревизионизма, не знает в своем материале никаких противоречий, никаких антагонизмов» (463, стр. 23).