История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

Слухи о мятеже в Мексике были отнюдь не беспочвенными. Еще 17 мая 1925 года к Пестковскому зашел его главный и хорошо информированный собеседник – Рамон де Негри. Де Негри, родившийся в Соноре в 1887 году, был на дружеской ноге как с Обрегоном, так и с Кальесом. При Каррансе он был консулом Мексики в Нью-Йорке и по совместительству главой мексиканской секретной службы в США. Перейдя на сторону Обрегона, стал главой мексиканских железных дорог, а позднее – министром земледелия. В правительство Кальеса де Негри, по его словам, не взяли из-за чрезмерного радикализма. Пестковский всецело доверял получаемой от него информации. Может быть, и напрасно – не исключено, что Кальес, в свою очередь, использовал бывшего министра для выявления настроений советского полпреда, обещая взамен хорошую должность (действительно, в 1926 году де Негри стал посланником в Берлине).

17 мая де Негри сообщил Пестковскому, что «восстание против Кальеса должно вспыхнуть скоро».[504] Проходят тайные совещания генералов, и главой мятежа, вероятнее всего, будет генерал Арнульфо Гомес, «считающийся левым, но теперь на почве общего недовольства связавшийся с реакционными генералами». У заговорщиков не имелось развернутой программы. Они были недовольны сокращением офицерского состава армии и требовали удаления из правительства Моронеса.

Однако о подготовке мятежа знал и Кальес. Буквально за пару дней до декларации Келлога было объявлено, что Гомеса отправляют в Европу для изучения военного дела.[505]

По старинной мексиканской традиции, генералов, не успевших еще начать открытый мятеж, часто отсылали за границу. Сам же Гомес, как сообщал де Негри Пестковскому 10 июня 1925 года, говорил, что уезжает потому, что не чувствует себя в Мексике в безопасности. Еще он якобы намекал на то, что во время его отсутствия в Мексике произойдут важные события.[506]

На фоне практически открытого недовольства мексиканских генералов декларация Келлога принимала зловещий характер. Наиболее прогрессивная газета Мехико «Эль Демократа» писала, что вспышка нового мятежа в Мексике всецело зависит от США. Пестковский оценивал декларацию Келлога как «попытку напугать Кальеса, чтобы заставить его идти на еще большие уступки в аграрной и рабочей политике». Теперь у Кальеса, по мнению советского полпреда, было два пути: пойти на поводу у США и потерять популярность среди населения или «опереться на массы рабочих и крестьян и вызвать контрреволюцию, опирающуюся на американский капитал»,[507] чтобы одним махом раздавить ее.

Кальес пошел по второму пути. Американцы недооценивали характер мексиканского президента. В отличие от бизнесмена по натуре Обрегона, склонного к компромиссам, Кальес был человеком сильным и принципиальным, очень щепетильно относившимся к собственному достоинству. Этот момент совершенно точно подметил Пестковский: «Кальес обиделся: он должен был обидеться, чтобы не потерять популярности».[508]

Уже 14 июня 1925 года мексиканский президент опубликовал собственную ответную декларацию. Он назвал заявление Келлога прямой атакой на суверенитет Мексики и сказал, что целью его правительства является улучшение положения трудящихся. А потому он, Кальес, намерен продолжать реформы, опираясь на Конституцию. Президент Мексики твердо подчеркнул, что законы страны об аграрной реформе вообще не могут быть предметом протестов других государств, поскольку изданы Мексикой как суверенной страной.[509] Что касается туманных рассуждений Келлога о грядущей «революции», Кальес расценил их как попытку дискредитации Мексики перед лицом всего мира и неприкрытую угрозу суверенитету страны. И если уж Мексика находится перед судом всего мира, то же самое относится и к США.

Декларация Кальеса получилась довольно жесткой. Во всяком случае, давно Мексика не говорила с США таким тоном. Однако Пестковский был прав, когда писал в своем дневнике: «У меня получается впечатление, что опубликовавши эту декларацию, Кальес будет все-таки стремиться путем келейных дипломатических переговоров наладить испорченные отношения со Штатами и пойдет на кое-какие уступки».[510] Просто Кальес не мог без тотальной потери престижа публично не отреагировать на столь же публичное заявление госсекретаря США.

15 июня госдепартамент проинструктировал своего временного поверенного в Мехико, что хотя ответная декларация Кальеса вызвала в США «сожаление», госдеп публично отвечать не будет. А мексиканскому послу Тельесу в госдепартаменте вообще заявили, что декларация Келлога была призвана усилить позиции Кальеса.[511] Американцы явно отрабатывали задний ход. Таким образом, в дипломатической стычке с США Мексика одержала полную победу.