История Наташи Кампуш

На данный момент я чувствую себя очень хорошо в том месте, где проживаю, хотя порой у меня возникает чувство, что меня слишком контролируют. Я самостоятельно приняла решение ограничиться в общении со своей семьей только телефонными контактами. И только я решу, когда захочу общаться с журналистами.

О моем побеге: это произошло, когда я чистила машину в саду и увидела, что он отошел, пока я пылесосила. Это был мой шанс, я бросила пылесос и скрылась.

Также я хочу подчеркнуть, что никогда не называла его повелителем, как он того требовал. Я думаю, что он хотел этого, чтобы к нему так обращались, но в действительности же таковым не был.

У меня есть адвокат, с которым я обсуждаю законы. Я полностью доверяю молодой адвокатессе Монике Пинтертис, равно как и доктору Фридриху и доктору Бергеру, с которыми могу разговаривать без стеснения. Следственная бригада была очень добра со мной, я очень им благодарна, хотя они и были слишком любопытными, — в конце концов, это их работа.

Интимные вопросы: каждый хочет задать вопрос на интимную тему, однако она никого не касается. Быть может, однажды я поговорю об этом со своим психологом, а может, и нет. Моя личная жизнь принадлежит только мне.

Она обратилась к человеку, который был другом ее похитителя:

Господин X. не должен испытывать чувства вины, броситься под поезд было самостоятельным решением Вольфганга. Также я сочувствую матери Вольфганга. Я могу поставить себя на ее место, и сострадаю ей и понимаю ее. Я и она, мы обе думаем о нем. Я хочу выразить благодарность всем людям, кто принял участие в моей судьбе. Но, пожалуйста, оставьте меня в покое на ближайшее будущее. Надеюсь, доктор Фридрих сможет с помощью этого письма разъяснить это. Теперь обо мне заботится множество людей. Пожалуйста, дайте мне время, пока я не почувствую, что могу говорить сама за себя.

«Господин X.», упомянутый в последнем абзаце, — Эрнст Хольцапфель, человек, с которым она встречалась в период своего заточения и который принял последний телефонный звонок от Приклопиля перед его самоубийством.

Письмо Наташи все же не смогло загасить пламя любопытства. Скорее оно разожгло его еще больше. Ее очевидная привязанность к Приклопилю, позже выраженная в печати и ее знаменитом телевизионном инервью, вкупе с ее убеждением, что в жизни она многого не упустила, медленно начала замедлять курс неуклюжего супертанкера общественного мнения и через короткий промежуток времени развернула его на 180 градусов против нее.

Вечером 6 сентября, в среду, через две недели после освобождения, демонстрируя свою врожденную любовь и способность к контролю, Наташа Кампуш скоординировала направление тройного удара по прессе — телевидению, газетам и журналам — в попытке удержать главенство над тем, что виделось ей исключительно ее собственной историей, которая должна была быть преподнесена так, как того желала она.