Нет, конечно, он не в порядке. Хотелось смеяться и плакать одновременно. Именно сейчас Крейван Фланахэн был как никогда близок к тому, чтобы выбросить из себя личность судьи, но, непонятно как, сумел удержаться. Что-то в душе отказывалось принимать очевидное, пыталось убедить в том, что, возможно, есть ещё одна девушка, с которой гулял Майк или Джон Дейли, а хоть бы и Кларк. Но слабый, утешающий голосок тонул в пучине той самой тёмной пустоты вместе со своей ложью во спасение. Шон Митчелл расстался с жизнью прямо здесь и сейчас. Хорас Лич был на последнем издыхании, как в прямом, так и в переносном смысле. Сможет ли принять и жить с этим Крейван Фланахэн — это станет понятно позже. А сейчас…
— Мистер, может Вас к врачу забросить? Я здесь ничего не знаю, но, надеюсь, добрые самаритяне ещё не перевелись…
— Нет, — судья говорил едва слышно, но вполне твердо, — езжай дальше, через два перекрёстка поверни налево. Там я и выйду.
Водитель с сомнением посмотрел на пассажира, встретился с тяжёлым, обречённым взглядом и начал возить пальцем по экрану навигатора, что-то недовольно бормоча под нос.
— Эй, приятель, тебя как зовут?
— Фахад. Сэр…
— Послушай, Фахад. Отвези меня, пожалуйста, туда, куда я прошу. А потом сделай вот что. Забудь о моём существовании. Загони своё сострадание в самый дальний уголок сердца. Ты хороший человек, но, думаю, у тебя получится. Не жалей меня. В отличие от тебя, я человек нехороший. К тому же, меня считай, что уже нет. Нет, я не умру, но стану другим. Понимаю, мои слова звучат, как бред, но… Я не могу изъясняться точнее, чтобы не запутать всё окончательно…
Старик посмотрел таксисту прямо в глаза. Скорбь, мольба и надежда на понимание были в этом взгляде. Фахад отвернулся, уставился в лобовое стекло, посидел так с полминуты, потом, ни слова не говоря, завел двигатель.
— Спасибо, друг! — судья с трудом выкарабкался из машины. — Не держи на меня зла и не жалей о сделанном.
Крупная купюра последовала из руки Хораса в руку таксиста, тот начал было выискивать сдачу, но обнаружил, что странный старик уже исчез. Прикусив губу, таксист Фахад поехал дальше, отыскивая место для разворота.
Когда шум двигателя стал удаляться, Хорас уже осматривал внутренние помещения «Что-нибудь к чаю…». Зайти внутрь оказалось проще некуда: сорвать бумажную печать на двери и повернуть ручку. На время ведения следствия Мэтт перестал быть хозяином в своей кондитерской, но, по крайней мере, убрать пирожные из витрин в холодильник ему позволили. Внешне всё так же: никаких следов борьбы, ничего, что указывало бы на насильственную причину смерти Энни. Даже места, где девушка якобы покончила с собой, угадать не получалось.
Не так, совсем не так планировал судья своё возвращение в Бушмилс. И неимоверных усилий стоило ему сохранять ясный ум, дающий способность размышлять и анализировать. Время скорби придёт позже, а сейчас нужно было запереть сердце в стальную коробку и действовать, выяснять, что же здесь произошло. Версию о самоубийстве судья отмел сходу — не могла Энни в одночасье вдруг погрузиться в такую чёрную депрессию, что заставила бы её набросить петлю на шею. Тем более написав, если верить таксисту, странную записку. Что остаётся? Может, ей помогли? За неимением лучшего следует принимать именно этот вариант.
Он ещё один раз проковылял через магазин на кухню. Везде чисто, то ли убрали, то ли было убрано и раньше. Что делать? Ехать в морг и попытать удачи там? На такое он пойдет лишь в крайнем случае, если уж ничего не найдёт в деревне. И тут можно только порадоваться, что он решил сохранить личину судьи. Шону Митчеллу было бы куда труднее даже просто находиться в Бушмилсе, нежели вести расследование.
Хорас вернулся в магазин и осмотрелся ещё раз. Провёл рукой под прилавком, заглянул в щель под кассовым аппаратом. Ничего — одна лишь пыль. Взгляд упал на два массивных холодильных шкафа. В первом оказались коробки с пирожными. «Ещё день простоя, и Шефу придётся их выкинуть», — подумал судья, дёргая за ручки второго шкафа. В следующий миг сердце бешено заколотилось, редкие волоски на голове Лича зашевелились. Хорас задался вопросом, не задремал ли он прямо на ногах? Врезал сухоньким кулачком по хромированной дверце и вскрикнул от вполне реальной боли. Значит, не спит, и то, что предстало его глазам тоже реально. Прозрачная крышка смазывала детали, но не общую картину. Старик моргнул и прикусил среднюю фалангу указательного пальца. Торт, обычный торт, сделанный из яиц, масла, муки, повергал, чуть ли не в благоговейный трепет. Герб клана безликих — это то, что Хорас ожидал бы увидеть в этом мире в последнюю очередь. Сомнений не было никаких: актерская маска в обрамлении дубовых веток. Но если герб просто удивлял, то надпись, проходившая по нижнему полукружию торта, пугала. Ярко-красная, не то клубничный, не то малиновый джем, выведена аккуратным почерком Энни. «Мы очень рады тебе, Крейван!»