История одной деревни

Более всего переселенцев мучило ощущение постоянного голода. Постоянного. К этому следует прибавить неустроенность, непосильную работу, болезни. Стоит ли удивляться тому, что детская смертность в семьях немцев была очень высокой? Взрослые еще кое-как справлялись с холодом и голодом, а для детей (маленьких детей особенно) условия новой жизни часто становились смертельными. В один из дней суровой ссылки, в марте 1942 года, Эммануил Фельхле запишет в своем дневнике, что его дочь, маленькая Герда, умерла. Умерла она в ссылке, в Зыряновске.

Вообще, дневник Фельхле не отличается эмоциональными красками. Сухое перечисление фактов, за которыми часто проступает страшная и суровая реальность. Но вот в этом месте дневника, где отец пишет о смерти своей маленькой дочери Герды, которой едва исполнилось два года на тот момент, вдруг прорываются сдержанные рыдания. Эти сдержанные рыдания можно почувствовать, услышать, угадать в простых немецких словах, выведенных русскими буквами: «Ауфидерзейн, май либес кинд Герда»…

Из воспоминаний Ванды Андреевны Фладунг

«…Помню, лежим мы все на печке и смотрим, как мама у плиты блины печет. Хотя одно название, что блины – без жира, без молока, без яиц…Так мама испечет блин и по очереди нам бросает на печку. А после мама по очереди дает нам вылизывать кастрюльку…»

Из воспоминаний Вольдемара Фладунга

«…Все время хотелось есть. Наша соседка, русская женщина, работала на пункте по переработке молока. И каждый раз приносила молоко домой. Однажды она принесла с работы простоквашу, перелила ее в таз и оставила так на ночь. Забыла, наверное. Так к утру в этом тазу уже было 11 мышей. Естественно, та женщина такую простоквашу есть не стала и отдала ее нам. Так я в тот день столько этой простокваши с голоду-то съел, что мне плохо стало. И с той поры и по сей день я на молочное даже смотреть не могу…»

Вольдемар Фладунг помнит и другую историю из своего детства. Когда однажды, мучимый голодом, он устроил хитроумную ловушку для крота. И поймал зверька. Маленький Вольдемар, которому тогда было от силы шесть лет, не только сумел разделать и зажарить для себя на сковородке добычу, но и аккуратно предварительно снять с убитого крота шкуру. Мальчишка из разговоров взрослых к тому времени уже успел понять, что шкуры животных должно сдавать государству – существовал такой налог. Вольдемар был законопослушным мальчиком. Хоть и очень голодным.

И не он один. Дети того голодного времени ели все, что можно было назвать съедобным. Воробьев, например. Это сегодня для нас воробьи – часть пейзажа, милые создания, всегда деятельные и шумные не в меру. А для детей в те дни это была пища. Воробьев ловили и ели. Как ели и многое другое, что есть и нельзя.

Из воспоминаний Ванды Фладунг

«…1942 год был особенно голодный… А весной на полях пшеница начинает прорастать, и она становится ядовитой. Голодные люди той пшеницы и наелись. Отравились и умерли. Одно немецкое село почти все вымерло из-за этого. Немцы в основном и умирали. У них же совсем ничего не было…»

К тому же общая неприязнь и недоброжелательность со стороны местного населения усугубляли и без того непростое положение немцев. Хотя если задуматься, то недоброжелательность эту понять можно. Страна переживала страшные времена. Советские войска отступали, с фронтов приходили тревожные вести. Повестки о гибели мужей, отцов, братьев становились обыденностью. Боль и отчаяние должны были находить выход. Неудивительно, что русские немцы, волею судьбы оказавшиеся врагами народа, первыми ощущали на себе неприязнь, смешанную с ненавистью, со стороны местного населения. Они были немцами – это было достаточное условие для лютой ненависти. А ненависть не разбирала возраста и пола. С одинаковой силой она обрушивалась на взрослых и детей, женщин и мужчин.