История одной судьбы

Себе она купила новое пальто. В райпотребсоюз привезли партию верхней одежды, и Богаткин принес из райисполкома записку, чтобы Анне продали пальто прямо со склада. Она выбрала самое дорогое, мягкого синего драпа, свободного покроя, без пояса, с широкими рукавами. Там же на складе купила голубую косынку, туфли... И вдруг заметила, что на нее стали обращать внимание. Как-то почтительнее стал обращаться к ней Богаткин, начал первым здороваться Бахрушин, принялся чуть не каждый день захаживать инструктор райкома партии Сухожилов. Девушки в отделе уверяли, что Сухожилов зачастил ради Анны. Она не верила, и все же было приятно, что так говорят.

Ко всему, что касалось ее лично, Анна относилась безучастно. Так вели себя люди после тяжелых контузий. В ней была какая-то вялость, ничего не хотела она для себя. Она была ушиблена войной. Ей казалось, что после Толи у нее уже не может быть никого. И все-таки, когда с окончанием войны все вокруг ожило, и в самой Анне что-то начало пробуждаться...

Одолевали всякие мысли. Уж очень однообразно шла ее жизнь. Служа да нужа, служа да нужа, все то же и без конца. Лежишь, лежишь, а думы жалят, как комары...

С вечера Евдокия Тихоновна натапливала печь чуть не докрасна, Анну размаривало, клонило в сон, но тепло вскоре выдувало, и под тонким байковым одеялом становилось холодно и одиноко.

Женечку бы под бок, прижать, пригреть, да и самой пригреться...

Как-то живет без нее ее доченька? Не обижают ли ее?..

Вспоминалось, как рассталась, как встретилась с Женечкой...

Домик уютный, беленький, чистенький. Украинская глинобитная хатка, каких множество в кубанских станицах. Тетя Клава оказалась молодой еще женщиной, приветливой, крикливой, надоедливой.

- Ох ты, Толечка, мой дорогой! Ох ты, Нюрочка, моя дорогая! Ох ты, внучечка моя... Подумать только! Мне бы самой еще замуж, а я бабушка!

За домом рос садок. Вишни, абрикосы, груши. Вдоль плетня цвели мальвы. Войны здесь еще не было. Здесь были - мир, сад, абрикосы.

Толя оставил жену и дочку на попечение тетки. Не прошло недели, как Анну отвезли в больницу. Надо же было простудиться в июле! Воспаление легких. Всем было не до нее. Война приближалась семимильными шагами. Когда Анна вернулась к тетке, в станицу уже доносились раскаты орудийных выстрелов. Во время болезни у нее пропало молоко. Тетка кормила Женечку из бутылки. Козьим молоком. Тетка говорила, что козье полезней коровьего.

Но еще раньше, чем до станицы донесся грохот орудийных раскатов, пришли слухи о зверствах немцев. Евреи, коммунисты, офицеры... Все подлежали истреблению. Истреблению подлежали семьи коммунистов, их жены, дети, родители.

Тетка нервничала. Она хотела жить. Она еще собиралась замуж. Она с опасением посматривала на Анну. Все знали, что Анатолий - офицер, летчик, коммунист.

- Ты бы уехала, - сказала ей как-то ночью в темноте тетка. - Женю оставь, я ее выхожу.

Старики, подростки, девушки записывались в ополчение. Анна тоже записалась.

Батальон ополченцев увели в горы перекапывать дорогу, чтобы задержать продвижение немцев на Кавказ.

Горы, окопы, дороги. Началась и для Анны война. Грязь и кровь...

Анна вернулась в Белореченскую, демобилизованная после ранения, в начале 1944 года. Похудевшая, измученная, злая. Станица чернела в копоти.

Анна шла по улице с вещевым мешком на плече. Там консервы, сахар, галеты. Все для Женечки. Знакомой хаты не было. Дом сожгли. Сад вырубили. Тетка жила в землянке среди корявых пеньков, торчавших на месте грушевых деревьев.

Война сильно изменила Анну, однако тетка ее признала.

- Нюрочка, на кого ты стала похожа?!

Она действительно была не похожа на себя.

- Где Женя?

Спустилась в землянку. На деревянном топчане сидела девочка, копошась в каком-то тряпье.

Тот, кто видел в войну дистрофиков, представляет, что это такое! Мало сказать - кожа да кости. Кожа не походила на кожу. Серая, вот-вот готовая порваться, нетелесная какая-то оболочка, и палочки вместо рук и ног. Скелеты с полубезумными глазами, прячущимися в глубоких впадинах.

Дети были еще страшнее...

Из полутьмы девочка безразлично посмотрела на мать.

Анна упала. Вещевой мешок потянул ее к земляному полу. На что тут консервы, на что сахар...

- Женечка, доченька...

Захотелось сказать что-нибудь обидное Клавдии, она еще раз взглянула на Клавдию - и расхотелось говорить. Та сама была немногим лучше ребенка такое же изможденное лицо, такие же диковатые глаза в темных впадинах.

Тетка подняла Анну.

- Э-эх, Нюра, если бы ты знала, каково нам досталось...

Анна понесла дочь в больницу.

- Не переживайте, если ребенок не выживет, - безжалостно сказал врач. Вы молоды, будут новые дети...

- Я не выйду замуж, - упрямо произнесла Анна. - Лечите. Лечите, как только можете.

- Отблагодарим, - добавила тетка.

- Попытаемся без благодарности, - сказал врач. - Попытаемся.

У Анны брали кровь и вводили дочери...

Ходить Женя начала месяцев через пять.

На работу Анна устроилась в плодоводческий совхоз. Она брала с собой в сады Женю. Та бродила на неокрепших ножках между деревьев и грызла зеленые яблоки.