История первая: Письмо Великого Князя

Пули крошили ступеньки, отставая на доли секунды. А когда оставалось совсем чуть-чуть — где-то под ногами грохнул взрыв. На самом деле, конечно, гораздо ниже, но Сивке казалось — прямо под ним. Мир завертелся, смазался, и чья-то рука за шиворот втащила его на этаж.

… Пришёл в себя Сивка уже в какой-то комнате. Наверное, до войны это была домашняя библиотека. Сейчас шкафы стояли черные от копоти, немногие уцелевшие книги были в таком состоянии, что было невозможно даже прочитать название на корешке. Рядом с Сивкой сидел солдат с винтовкой на коленях, и, увидев, что мальчик открыл глаза, поинтересовался без улыбки:

— Что, острых ощущений захотелось? Аттракцион «Полетай вдоль лестницы», навкину же… мамочку?

Сивка нашарил карту и сунул в руки снайперу. Подниматься с пола не хотелось. Он был блаженно ровный и надёжный, пока на нём лежишь.

— А-а, Додо решил поиграть в прорицателя? — Краюха тут же погрузился в изучение карты. — Надо же, выглядит реалистично. Додо у нас молодец. Но Кобальт всё равно был лучше. А я — слепой дурак, это да…

— Кстати, почему Кобальт? — поинтересовался Сивка, устраиваясь на полу поудобнее. Паркет был тёплый и приятный, даже наполовину сгоревший. Да и в голове было слишком мутно.

Краюха, прислонившись спиной к шкафу, бросил взгляд в сторону окна и с запозданием откликнулся:

— Да так, позывной такой у нашего капитана в роте был.

Сивка, сунув в рот порезанный палец, тоже поглядел в сторону окна. Но там было видно одно небо, белёсое, затянутое облаками. Где-то внизу грохотали взрывы.

— А потом он Дядьку-старшего заменил, подполкана Женича, то есть. А батальон так привык, что командует Дядька, что Заболотину пришлось взять этот позывной. Мы только в роте иногда сбиваемся, а вообще он теперь Дядька. Или Дядька-младший, чтобы не путаться.

— Ясно, — отозвался Сивка. — Ну что там с картой?

— Ну, сейчас увидим. Или… нет, не прямо сейчас. Здесь стоит мне высунуться — сразу начинают лупить. Есть ещё одно у меня местечко на примете. И оттуда видно должно быть лучше.

Он боком, старясь не маячить в окне, выскользнул прочь из квартиры. Сивка с трудом поднялся и нехотя последовал за ним, всё ещё временами промахиваясь мимо поворотов. В голове гудело, и хватало её только на то, чтобы понимать, что надо следовать за спиной снайпера.

Передвигался Краюха лёгким бегом — словно иначе просто не умел. Толкнулся в одну дверь — заперта, так он с ноги вышиб. И так еле держалась на петлях. Где-то за спинами снайпера и Сивки осыпалось стекло.

— Слишком высоко взял, — откомментировал Краюха, устраиваясь у нового окна. — Прямо в форточку. Неужели в ней во время прошлых обстрелов чудом уцелело стекло только для того, чтобы этот криворукий вырь его разбил?

— Снайпер? — уточнил Сивка.

Краюха не ответил, только сделал яростный жест рукой: «Отстань!». Сивка не обиделся, сползая на пол по стене рядом с окном. Сел, вытянул ноги и принялся искоса наблюдать за Краюхой, с вдохновлённым лицом прирожденного стрелка залёгшим в глубине комнаты и приникшим к прицелу. Минута, вторая — время неспешно текло, и всё как-то мимо. Потом вдруг Краюха подобрался, как кот перед прыжком, и выстрел — звук потонул в общем грохоте — ознаменовался вылетевшей гильзой.

… И почему-то время снова потекло мимо. Если Краюха попал — то что они тут сидят? А если промахнулся — то почему ещё живы?..

Сивке начало казаться, что они тут сидят уже несколько дней. В полном одиночестве, под грохот взрывов. Забытые всеми… А где-то там, впереди, в перекрестье Краюхиного прицела — так же лежит или сидит у окна выринейский снайпер, мимо которого тоже течёт время. Он похож на Краюху, отчего-то казалось Сивке. Очень-очень.

Спустя какое-то время мальчишка клюнул носом, раз, другой… зажал голову коленями и постарался отпустить сознание прочь, как всегда удавалось раньше…

Выходило плохо. Конечно, ведь ПС больше нет. Теперь ты сам здесь — и осознаёшь всю страшную реальность происходящего. И… смерть.

Там, где-то в прицеле Краюхи, — такой же человек.

«Какой же ты смаль! Тьфу, смешной, то есть! Ну какая вара может быть между нами, а?» — ворвался в воображение смеющийся голос, путающий забольские слова с выринейскими.

— Сам посуди, в Заболе столько наших! Куда мы денемся на варе, на войне, а?

Ян смеётся, скаля зубы, ярко-белые на загорелом дочерна лице. Друзья валяются у ручья, руками шаря по дну в поисках «чёртова пальца».

— А я слышал, когда к маме тётя Лиза приезжала, она говорила, что на границе неспокойно…

— Да странная она твоя, тётя Лиза! Краза, блаженная! И у всех про тебя расспрашивает, а с тобой никогда не говорит, сам же рассказывал!