Однако даже несовершенной формы новой обороны 1918 года было достаточно, чтобы сломать германские атаки восточнее Реймса, где эффект этой новой системы обороны несоизмеримо повысился неудачей германцев в обеспечении внезапности своих действий настолько, насколько они смогли сделать это в предыдущих наступлениях 1918 года. Полная информация о готовящемся ударе была получена французами; показания пленных, взятых 5 июля, подтверждались данными воздушной разведки, зафиксировавшей выгрузку боеприпасов. Во время вечерней разведки боем 14 июля были захвачены пленные, которые назвали точное время начала бомбардировки: 1:10 утра. Французские орудия открыли огонь на десять минут раньше, и прежде чем германская пехота вышла из окопов, она была уже накрыта градом снарядов своевременно начатой артиллерийской контрподготовки. Дрогнувшие и поредевшие волны наступления окончательно растаяли и увяли перед пулеметами обороны передового охранения французов, а жалкие остатки, сумевшие все же пробиться за эту линию, не имели сил вызвать хотя бы трещину в главной позиции.
Трагический характер этой неудачи германцев восточнее Реймса затемнен тем фактом, что этим еще не решался весь бой. Западнее Реймса фронт организовывался только в течение одного месяца со времени последнего удара германцев, причем недавно сооруженная позиция мешала проведению эластичной системы обороны — тем более при командирах, которые медленно и с трудом ее воспринимали. Таким образом здесь атака германцев углубила угол большого выступа фронта, сделанного еще в мае, и противнику не только удалось форсировать Марну, но и продвинуться за Реймс, угрожая сломать этот оплот — хребет сопротивления союзников.
Хотя угроза эта и оказала серьезное влияние на план французов организовать контрудар, все же ее фактические успехи кончились уже 16 июля. Германское наступление выродилось в местные атаки, разрозненные и потому бесполезные. А французская артиллерия и авиация, бомбардируя переправы через Марну, затрудняли приток пополнений к германцам.
На следующий день на обширном поле боя неожиданно потянуло свежим ветерком. Сцена была готова для великого реванша.
При изучении события, имеющего такое большое значение для истории, основной интерес заключается в установлении приведших к нему причин. Основную из них мы найдем, прибегая не к анализу военного искусства, а применяя процесс, больше отвечающий характеру Мировой войны, а именно — путем сопоставления приходно-расходного итога действий обеих сторон за предыдущие шесть месяцев.
Когда Людендорф начал свою кампанию, в его балансе значилось 207 дивизий на фронте и 82 — в резерве. Теперь он имел всего лишь 66 дивизий в резерве — но большинство из них было настолько обескровлено, что вряд ли их можно было считать за здоровые подкрепления.
Хотя операции этого года вызвали серьезное опустошение и во франко-британском балансе живой силы, но союзники по крайней мере избежали решающего поражения, а теперь, в июле, на их текущий счет стали поступать обильные и все возраставшие американские пополнения. Помощь американцев, прежде чем она могла действительно пополнить потери союзников, явилась для них бесценной, так как восстанавливала их кредит, подымала дух войск и рождала в них уверенность. Петэн — военный экономист — давным-давно оценил этот основной фактор; он еще раньше сказал:
«Если мы сможем продержаться до конца июня, положение наше будет блестящим. В июле мы сможем возобновить наступление. После этого победа будет нашей».
Этот простой расчет времени и числа, пожалуй, способен умалить эффект широко распространенного представления о вдохновенном «контрударе Фоша», вырвавшем победу из когтей поражений. Как ни печально, но надо признать реальность. Мистическая вера Фоша во всесилие «воли к победе» при наступлении выявилась еще давно — в дни Марны в 1914 году, когда день за днем он отдавал приказы атаковать, совсем не понимая всей невозможности этого. В действительности его истощенные войска не могли ничего сделать — и фактически, несмотря на все его громкие фразы, так ничего и не делали, судорожно цепляясь за уже захваченное.