История проституции трех эпох

Представители знати открыто содержали красивых куртизанок, подобно тому как они содержали редких, драгоценных зверей. Они нанимают им дома или отдают в их распоряжение свой дом, окружают их прислугой, лошадьми, колясками, покупают им роскошные платья, драгоценности и так далее, превращают их дом в блестящий предмет роскоши. Здесь они бывают совершенно открыто, приводят сюда своих друзей, устраивают общие празднества. Связи с куртизанкой, безумная на нее трата денег являются даже одним из способов демонстративного выставления напоказ своих богатств. Такие содержанки знати, кардиналов и прелатов назывались в Италии — в отличие от обыкновенных meretrices[35] — courtisanae honestae[36].

Особенно богатые жуиры[37] содержали целые гаремы с одной, двумя и тремя куртизанками. Мы знаем это главным образом о богатой аристократии Италии и отчасти Франции. В Италии знаменитые знатные куртизанки жили преимущественно во Флоренции, Венеции и Риме, в тех трех центрах, куда со всех сторон Италии стекались волны золота. Во Флоренции царила наибольшая пышность, в Венеции — наибольшее богатство, в Риме предавались исключительно сладострастию и наслаждению.

Порой несколько друзей сообща покрывали расходы по содержанию куртизанок. Так, во Флоренции подобный гарем содержался неким Филиппе Строцци, мужем некоей Клариче Медичи. Посетителями этого лупанара[38] были как сам Строцци, так и его друзья. К ним принадлежали между прочим: Лоренцо де Медичи[39]

, герцог Урбинский, Франческо дельи Альбицци[40] и Франческо дель Неро[41]. Друзья сообща покрывали расходы по гарему. Изданные и обработанные Лотаром Шмитом в интересной книжке в серии «Die Kultur» — «Культура» — письма этих куртизанок дают нам наглядное представление о жизни и быте этого частного дома терпимости. Мы узнаем, что в нем жили четыре прекрасные куртизанки — Камилла де Пиза, Алессандра, Беатриче и Бриджида, и что они должны были отдаваться всем желающим, принадлежавшим к этому дружескому кружку. Собственно, каждая из них была подругой одного из друзей и порой в самом деле бывала влюблена именно в этого своего любовника. Но это не мешало и четырех- и пятигранным связям. Порой куртизанки занимались и сводничеством и приводили одному из приятелей женщину, которой тот интересовался. Так, в одном письме Камиллы к Филиппо Строцци мы читаем:

«Мой милый! Ты смешон, если думаешь, что я позволю Алессандре вступить в другую связь, так как я уступила и подарила ее тебе от всей души. Смотри, чтобы она была довольна тобой, я свои подарки назад не отнимаю. Если же мы его [какого-то кавалера] примем в наш кружок, то мы ему дадим Бриджиду. Я же без Вашего согласия не сделаю ни шага».

Та же самая Камилла к себе самой относилась далеко не так сурово, принимая и других друзей, чтобы дать им возможность удостовериться в ее красоте и умении любить. Одновременно с письмом к Строцци она пишет другому члену кружка, просившему ее о взаимности: «Если вы придете, дайте знак около моей комнаты — я опять сплю в своей прежней спальне — чтобы вам не пришлось долго ждать».

Словом, господствует беспорядочное половое смешение, притом с общего молчаливого соглашения, разумеется, только до тех пор, пока длится дружба. Что куртизанка и в таких случаях оценивалась исключительно как орудие наслаждения, лучше всего явствует из тех приемов, при помощи которых отделывались от надоевшей. Когда один из кавалеров пресыщался своей дамой, то он просто передавал ее приятелю. Как цинично поступали в таких случаях знаменитые носители высшей духовной культуры Ренессанса, видно из третьего письма этой дамы, возмущающейся тем, что ее друг осмелился приказать ей, после того как она ему надоела, быть к услугам всякого, кого он приведет в дом. Она пишет: «Пусть он оставит меня в покое в моем горе и не уступает другим, ибо я, кажется, родилась свободной и не являюсь чьей-либо рабыней или служанкой. Он знает, как часто я ему запрещала приводить сюда других и передавать меня им как добычу. Черт возьми! У него достаточно женщин, чтобы вмешиваться в здешние дела».

Впрочем, с такими приемами мы всегда встречаемся там, где богатство и власть могут свободно исполнять всякие свои прихоти, и мы с ними еще неоднократно встретимся в век галантности и в эпоху буржуазии.