История проституции трех эпох

Еще в большей степени, чем в XVII и в XVIII веках, в буржуазный век в центре публичной жизни оказался ресторан, и даже больше: ресторан, трактир стали средоточием жизни масс. Произошло это, конечно, отнюдь не потому, что массы, как лгут, закатывая глаза, мудрецы дешевой морали, так огрубели, что потеряли всякий интерес к интимной семейной жизни и чувствуют себя хорошо только в чаду трактира за рюмкой водки или за стаканом пива. К сожалению, иные и более трудно преодолимые причины приковывают массы в такой сильной степени к трактиру. Для семейной жизни нужно иметь и время, и достойное человека жилище. Ни того, ни другого в настоящее время нет у большой части пролетариата. Вот почему огромные массы населения ныне безжалостно приговорены к муке ежедневного посещения кабака и, к сожалению, еще, вероятно, долго будут вынуждены нести этот крест.

Благодаря этому новому значению трактира для общих интересов роль его стала, естественно в рамках публичной половой морали, более благородной, чем прежде. Он перестал быть просто удобным местом для словесных и действенных скабрезностей… Эту функцию исполняют ныне уже только темные притоны люмпен-пролетариата, некоторые деревенские трактиры, а также танцевальные помещения, связанные во многих странах с харчевнями и кабаками.

ГЛАВА 3. ТАНЦЕВАЛЬНЫЕ ПОМЕЩЕНИЯ

Отдельный публичный танцзал, разумеется, не изобретение последних дней. На протяжении целых веков во многих странах танцуют каждое воскресенье в трактире: когда-то плясали под звуки одной волынки, скрипки или цитры, потом из них образовалась целая капелла, место которой в настоящее время часто занимает механический граммофон или пронзительный оркестрион.

Танец всегда был самым удачным сводником, таким он остался и в буржуазный век. Публичные танцевальные вечера в настоящее время в большинстве случаев не что иное, как место публичного разврата. Они потому и посещаются так усердно мужчинами и женщинами, что дают им возможность перебеситься. В 1711 году англичанин Аддисон[115] поместил в своем «Зрителе»[116]

письмо некоего «почтенного купца», приходившего в ужас от тогдашних свободных танцев, во время которых «молодые люди обходились с его дочерью свободно и фамильярно», а она в свою очередь «бесновалась» с ними. Кто знаком с нашими современными танцзалами, тот знает, что и теперь здесь еще господствуют такие же нравы…

То, что танец постепенно превращается в средство свести оба пола, наглядно доказывает развитие современных танцев. В доказательство будет достаточно привести и вкратце охарактеризовать главнейшие вновь возникшие типы танцев.

ГЛАВА 4. ВАЛЬС, КАНКАН, ШАЙБЕТАНЗЕ[117]

Первым и важнейшим созданием буржуазного века в этой области надо считать немецкий вальс…

Следующий специфический танец возник в эпоху, когда жажда наслаждений в буржуазии достигла своего апогея, а именно в эпоху Второй империи. Именно эта эпоха изобрела канкан

, один из самых диких и бесстыдных танцев, когда-либо придуманных. В сравнении с ним кажутся бледными даже испанские и итальянские народные пляски фанданго и тарантелла, именно поэтому представляющие более благородные формы танца. Канкан — это переложенная на язык танца непристойность. Он — истинный продукт своей эпохи. Непристойность отражается в нем, она живет в нем со всей своей беззастенчивой дикостью, не знающей ни меры, ни цели для своих вожделений, не знающей никаких идеалов, разве только один — глумиться и издеваться над всем благородным и чистым.

Как пикантно поднять юбку у красивой женщины! Насколько пикантнее, если красивая женщина делает это сама в порыве разнузданности! И притом для удовольствия не одного, а целой сотни; и не благодаря желанной случайности, а преднамеренно и демонстративно, так, что зритель видит решительно все: не только белые, украшенные кружевами нижние юбки, не только красивые чулки, полные икры, кокетливую подвязку, но и кальсоны, обтягивающие крепкие бедра, и в особенности как можно больше тела, голого тела. Самое же пикантное для эротически-разнузданной фантазии, когда женщина со сладострастным упоением декольтируется на глазах своего партнера сверху донизу, под конец в порыве неистовства совершенно обнажается перед ним, точно говоря ему бесстыднейшими жестами, которые яснее слов: «Смотри! Все это я показываю тебе, потому что ты так любишь это видеть! Да и для меня величайшее удовольствие обнажаться перед тобой, показывать тебе все мои секреты, и вот я не раз, а десятки раз поднимаю юбки. Ногой я касаюсь кончика твоего носа. Я попридерживаю юбки, чтобы они опустились не слишком рано. Я кружусь перед тобой, показываюсь тебе со всех сторон, чтобы ничего от тебя не ускользнуло!» — все это, доведенное до бешенства, — смысл канкана.