История проституции трех эпох

Прошло еще десятилетие, и уже не оставалось на свете значительного города, в котором не имелось бы одного или нескольких таких всегда переполненных увеселительных учреждений. В наиболее значительных городах, и в особенности в портовых, они насчитываются также десятками и сотнями. Во всех этих шантанах вовсю царила скабрезность. Подражали Парижу — французы считались в этой области непревзойденными мастерами, и потому гвоздем всех программ всегда служило объявление: «При участии знаменитой парижской шансонетной певицы такой-то». В последнее время было, однако, сделано открытие, что по части непристойности любая страна может свободно поспорить с французами.

Главными номерами программы шантана были долгое время куплеты — более или менее плохо исполняемые двусмысленные песенки или, для знатоков, вовсе не двусмысленные. Секрет публично произносимой непристойности в том именно и заключается, что она облекается в невинную внешнюю форму. Скабрезность состоит в скрытом двойном смысле ловко подобранных слов, в изящных паузах, в подчеркивании известных мест, в мимических движениях, сопровождающих шансонетку.

С цинизмом слов соединяется цинизм жестов. При помощи соответствующих жестов все перекидывается в область эротики, все получает, таким образом, порнографический характер. При плясовой песне, и вообще при пляске, было особенно удобно решать эту задачу, так как здесь непристойность получала сильного союзника в виде музыки. Без музыки, отданной с середины прошлого столетия на служение скабрезности, шантан и варьете не сыграли бы своей огромной роли. Как уже упомянуто, она способна звуками выразить самое общее и самое раскованное и к тому же изобразить это чрезвычайно подробно и пластично. Эта способность музыки и была планомерно использована театрами-варьете. Слова и жесты сопровождаются тонко живописующей музыкой, идущей на помощь воображению там, где слова и жесты начали свое дело. Ни одно искусство поэтому не было так беззастенчиво тесно слито с непристойностью, как шантанная музыка.

Служил непристойности с самого начала и костюм. Главным образом, хотя и не исключительно, здесь речь идет о женском костюме. Первоначально это была форма еще примитивная; шансонетные певицы появлялись на эстраде или на сцене в коротеньких платьицах, так что публика видела по крайней мере икры ног, а при известных движениях и кое-что еще. К откровенной нижней части костюма вскоре присоединилась столь же откровенная верхняя часть. Эти «пробелы» костюма и должны были вознаграждать публику за недочеты в пении и декламации, и публика была в самом деле вполне удовлетворена. Так как большинство предпочитает не слушать, а смотреть, и только немногие протестуют, если пение служит лишь средством развернуть эротически-пикантное зрелище. Во всяком случае, обратное явление никогда не имело места: красивое пение, хорошая декламация никогда не примиряли публику со скромностью костюма. Это обстоятельство привело постепенно к такой изощренности в костюме, которая переходит всякие границы. Каждый цвет, каждый оттенок должны воздействовать на эротическое чувство зрителя. Это касается даже таких номеров программы, которые, по существу, не имеют никакого отношения к эротике: выступления жонглеров, дрессировщиков, гимнастов, атлетов и так далее. Костюм этих артистов выдержан в том же духе.

Наибольшего эффекта здесь можно было достигнуть опять-таки при помощи танца, не только потому, что он всегда действует на чувственность, но и потому, что его эксцентричные разновидности позволяли изящным образом выставлять напоказ пикантное dessous. Все танцы в театрах-варьете преследуют поэтому только одну цель — дать танцовщице возможность как можно чаще показывать публике кружевные юбочки и кальсоны и разоблачать то, что последние должны собственно скрывать.

ГЛАВА 10. КАБАРЕ

При помощи вышеизложенных приемов работают театры-варьете. Публика требует не только все большего их усиления, но и разнообразия, все новых трюков, все новых, еще невиданных и неслыханных, непристойностей. И публику удовлетворяют. Одним из особенно популярных средств ее привлечения сделались уже упомянутые выше сцены раздевания — стриптиза[135]. Можно ли придумать нечто более пикантное, чем присутствовать при интимном туалете светской дамы? Такие сцены становились центральными не только в театральных пьесах, но и самодовлеющими в пантомимах. Элегантная дама входит поздно вечером в спальню в салонном туалете и начинает медленно, с перерывами, раздеваться. Сначала она снимает перчатки, потом накидку, шляпу, башмаки. Публика начинает настораживаться: вот сейчас она увидит «кое-что». Этим «кое-что» являются икры, пикантные нижние юбки и кальсоны, когда дама не стесняясь кладет ногу на ногу, чтобы удобнее было расстегивать башмаки. Потом она доходит до блузки или корсажа.