Осуществив в главных чертах свой план преобразования государственного устройства, Гракх приступил ко второй, более трудной задаче. Вопрос об италийских союзниках все еще не был разрешен. Отношение к нему вождей демократической партии выявилось уже достаточно ясно. Они, естественно, стремились к возможно большему распространению прав римского гражданства не только для того, чтобы можно было раздавать земли, занятые латинами, но главным образом для того, чтобы включить в сферу своего влияния громадную массу новых граждан, укрепить путем увеличения количества избирателей свою власть в комициях и вообще устранить различие в правах, которое с уничтожением республиканского строя все равно утрачивало всякое серьезное значение. Однако здесь они натолкнулись на сопротивление в своей собственной партии и, главным образом, со стороны той самой банды, которая во всех прочих случаях всегда была готова произнести свое суверенное «да» на все, что ей было понятно и что ей было непонятно. Эти люди были в данном случае не согласны просто по той причине, что в их глазах право римского гражданства было, так сказать, акцией, обладание которой доставляло им участие в различных, весьма осязательных, выгодах — прямых и косвенных. Поэтому понятно, что они никак не были склонны увеличивать количество акционеров. Отклонение закона Фульвия (629) [125 г.] и вспыхнувшее на этой почве восстание во Фрегеллах были грозными симптомами и свидетельствовали об упрямстве и эгоизме той части народа, которая господствовала в комициях, и о настойчивости требований союзников. В конце своего второго трибуната (632) [122 г.] Гракх отважился на вторую попытку, вероятно, вынужденный к этому обещаниями, данными союзникам. Вместе с Гракхом выступил Марк Флакк; хотя Флакк был уже однажды консулом, он снова принял должность трибуна, чтобы провести теперь свой прежде отклоненный закон; Гай предложил предоставить латинам полное право римского гражданства, а всем прочим италийским союзникам — прежние права латинов. Но это предложение вызвало объединенное сопротивление сената и столичной черни. О характере этой коалиции и об ее методах борьбы свидетельствует случайно уцелевший отрывок из речи Гая Фанния к народу. «Неужели вы думаете, — выступал этот оптимат против предложения Гракха и Флакка, — что предоставив латинам гражданские права, вы и впредь будете стоять здесь в народном собрании, как вы стоите теперь передо мной, или что вы и впредь будете занимать те же места, что теперь, на всех играх и развлечениях? Неужели вы не понимаете, что эти люди заполнят все места?». Римские граждане V в. [сер. IV — сер. III вв. до н. э.], которые в один день даровали всем сабинам право гражданства, вероятно, освистали бы такого оратора. Но в VII в. его доводы показались в высшей степени убедительными, а предложенная Гракхом компенсация — раздел латинских земель — слишком незначительной. Уже тот факт, что перед решающим голосованием сенату удалось выслать из города всех неграждан, ясно говорил об участи, ожидающей предложенный закон. Когда перед голосованием сотоварищ Гракха Ливий Друз заявил протест против закона, народ так принял это veto, что Гракх не осмелился ни настаивать на своем предложении, ни заставить Друза разделить участь Марка Октавия.
Кажется, этот успех внушил сенату смелость сделать попытку свергнуть власть победоносного демагога. Способы нападения были по существу те же, к каким прибегал прежде сам Гракх. Могущество Гракха опиралось на купечество и пролетариат, в особенности на этот последний. В борьбе, в которой ни одна из сторон не располагала военной силой, пролетариат как бы играл роль армии. Было ясно, что сенат не в силах отнять новые права ни у пролетариата, ни у купечества. Всякая попытка отменить раздачу хлеба или новую организацию суда присяжных привела бы к уличным схваткам, в более или менее грубой форме; справиться с ними сенат был совершенно бессилен. Но не менее очевидно было также, что Гракх связан с купцами и пролетариями только обоюдными выгодами и что для людей наживы и для черни безразлично, будут ли они получать свои места и свой хлеб от Гая Гракха или от кого другого. Гракховские учреждения, по крайней мере в тот момент, были непоколебимы, за единственным исключением его собственного верховенства. Непрочность этого верховенства заключалась в том, что в гракховском государственном устройстве отсутствовала взаимная преданность между вождем и его армией. Этот строй обладал всеми прочими элементами жизнеспособности за исключением одного: не было той моральной связи между правителем и управляемыми, без которой всякое государство оказывается колоссом на глиняных ногах. В отклонении закона о принятии латинов в римское гражданство обнаружилось с поразительной ясностью, что в действительности народная толпа никогда не голосовала за Гракха, а всегда лишь за свои интересы. Аристократия составила план дать сражение инициатору раздач хлеба и раздела государственных земель, дать ему бой на его собственной почве.