История России. Московско-литовский период, или Собиратели Руси. Начало XIV — конец XV века

Во время этого похода Димитрий Иванович получил еще помощь. К нему приспели со своими дружинами два Ольгердовича, Андрей Полоцкий, княживший тогда во Пскове, и Димитрий Корибут Брянский. Этот последний (особый от упомянутого выше Димитрия Трубчевского) подобно брату Андрею, поссорившись с Ягеллом, временно вступил в число подручников великого князя Московского. Димитрий Иванович обрадовался приходу двух Ольгердовичей в особенности потому, что они славились своей воинской опытностью, а также могли быть полезными на случай войны с их братом Ягеллом.

Следуя на всем этом походе правилам осторожности и предусмотрительности, великий князь постоянно собирал вести о положении, силах и намерениях своих неприятелей. Между прочим, он отрядил вперед расторопного боярина Семена Мелика с отборной конницей; в ее числе находились московские дворяне Кренин, Тынин, Горский, Чириков, Карп Александрович и другие, известные своим удальством и смелостью. Им дано поручение ехать под самую татарскую сторожу, наблюдать за неприятелем и сообщать о нем верные сведения. Очевидно, разведочная часть (то, что мы называем рекогносцировкой) — это необходимое условие успеха на войне — составляла особую заботу главного предводителя русской рати и его умных советников.

Приблизясь к Дону, Димитрий Иванович остановил полки и расположился на месте, называвшемся Березой, где и подождал отставшую пешую рать. Тут явились к нему дворяне Петр Горский и Карп Александрович, присланные боярином Меликом с добытым языком, то есть с захваченным в плен татарином, который оказался из свиты самого Мамая. Под угрозой жестокой пытки начали допрашивать его и узнали следующее: Мамай стоит уже на Кузьминской гати; подвигается вперед медленно, ибо все ожидает Олега Рязанского и Ягелла Литовского; о близости Димитрия Московского он пока не ведает, полагаясь на грамоты Олега, который уверял его, что московский князь не отважится выйти навстречу. Однако можно было думать, что дня через три Мамай перейдет на левую сторону Дона. В то же время пришли вести и с другой стороны: Ягелло, выступивший на соединение с Мамаем, стоял уже на берегах Уны у Одоева.

Димитрий Иванович начал совещаться с князьями и воеводами.

«Где давать битву? — спрашивал он. — Дожидаться ли татар на этой стороне или перевозиться на ту сторону?» Мнения разделились. Некоторые голоса склонялись к тому, чтобы не переходить реку и не оставлять у себя в тылу Литву и рязанцев; в случае неудачи легче будет отступить и уйти в свою землю. Но другие были противного мнения, в том числе и братья Ольгердовичи, которые с особой убедительностью настаивали на немедленной переправе за Дон.

«Если останемся здесь, — рассуждали они, — то дадим место малодушию. А если перевеземся на ту сторону Дона, то крепкий дух будет в воинстве твоем. Зная, что отступить и бежать некуда, что остается только победить или лечь костьми, воины будут сражаться мужественно. А что языки (вести) страшат нас несметной татарской силой, то не в силе Бог, но в правде». Приводили также Димитрию известные по летописям примеры его славных предков: так, Ярослав, переправясь за Днепр, победил окаянного Святополка; Александр Невский, перейдя реку, поразил шведов. Напоминали и необходимость предупредить соединение Ягайла с Мамаем.

Великий князь решительно принял мнение Ольгердовичей и поощрял более осторожных воевод такими словами: «Любезные друзья и братья! Ведайте, что я пришел сюда не затем, чтобы на Олега смотреть или реку Дон стеречь, но дабы Русскую землю от пленения и разорения избавить или голову свою за всех положить; честная смерть лучше плохого живота. Лучше было бы мне нейти против безбожных татар, нежели, пришед и ничтоже сотворив, воротиться вспять. Ныне же пойдем за Дон и там или победим и все от гибели сохраним, или сложим свои головы за святые церкви, за православную веру и за братью наших христиан».

На решимость Димитрия немало подействовала и полученная перед тем грамота от игумена Сергия. Посылаемые от великого князя на Москву гонцы извещали его супругу, духовенство и оставшихся бояр о походе русской рати. Преподобный игумен справлялся о ней с горячим участием и прислал великому князю грамоту, в которой вновь благословил его на подвиг, побуждал биться с татарами и обещал победу. «Чтобы еси, господине, таки пошел, — писал он. — А поможетти Боги Пречистая Богородица». С грамотой Сергий прислал Димитрию и освященный хлебец или просфору.

7 сентября, в пятницу, накануне праздника Рождества Богородицы, русское войско придвинулось к самому Дону. Великий князь велел нарубить деревьев и хворосту в соседних дубравах и наводить мосты для пехоты, а для конницы искать бродов; что не представляло больших трудностей, так как Дон в тех местах еще близок к своим верховьям и не отличается ни шириной, ни глубиной своего течения.