История русской литературы в четырех томах (Том 3)

Морально-этическое кредо "обыкновенных людей" начала 70-х гг. в этом высказывании Болеславича выражено откровенно и вполне отражает настроения той части разночинной молодежи, которая отказалась не только от рахметовского пути, но не приняла и ранненароднические концепции о выдающихся критически мыслящих личностях, стоящих над массой.

Таким образом, эволюция литературного героя от Рахметова к "обыкновенным людям" в это время была чрезвычайно сложным явлением. Флагом борьбы за "живого человека" часто прикрывались настроения людей безвольных, общественно инертных (А. Ковнер, "Без ярлыка (вне колеи)", 1872). История беллетристики о "новых людях" дает достаточно примеров того, как спекуляция на "обыкновенности" литературного героя разрушала реализм и прикрывала ренегатство малодушных. Творческие удачи ожидали писателей на путях исторически оправданной и художественно мотивированной диалектической взаимосвязи "обыкновенного" с "героическим", "исключительным", как это было продемонстрировано Чернышевским еще в романе "Что делать?".

Вынужденное и временное снижение "рахметовского" начала до "лопуховского" и "базаровского" своеобразно проявилось в деятельности Александра Светлова. Герои И. Омулевского ("Шаг за шагом") поставлен "во множество незначительных положений". У человека рахметовской закалки, привыкшего заколачивать "гвоздики" в слабости своего характера, появилось что-то "мягкое" и "железное" вместе; сейчас он вынужден пока устраивать лишь бесплатную школу для бедных людей и воскресные уроки для чернорабочих, идя к цели "шаг за шагом". Разумеется, он не откажется и от "скачков", когда для них придет время (это подтверждается его решительными действиями во время рабочего волнения на Ельцинской фабрике).

В переходное время проявление героического в "обыкновенном" для писателей, желавших сохранить традиции Чернышевского, не потерять "колею", имело довольно устойчивые формы. Организация бесплатных школ и в особенности воскресных школ для взрослых, устройство трудовых ассоциаций и товариществ, пропагандистская деятельность среди рабочих и ремесленников, "хождение в народ" в качестве фельдшера или сельской учительницы - вот те немногие варианты общественно полезной деятельности, которые предлагались литературой в это время. Конечно, пройдет немного времени, и некоторые из этих "малых дел" перестанут быть идеалом общественной жизни. Исторически перспективным станет участие "новых людей" в организационной и пропагандистской работе с фабричными и заводскими рабочими (Г. Успенский, "Разоренье"; И. Омулевский, "Шаг за шагом"; К. Станюкович, "Без исхода"; В. Берви-Флеровский, "На жизнь и смерть", и др.). Несомненной заслугой демократической беллетристики было разоблачение политического предательства бур-жуазно-либеральных деятелей, логическим следствием которого стало наступление эпохи "белого террора" (Н. Благовещенский, "Перед рассветом"; И. Кущевский, "Николай Негорев, или Благополучный россиянин", и др.). На рубеже 60-70-х гг. некоторых писателей настораживали авантюристские действия бакунистов - "вспышкопускателей", не подкрепленные кропотливой черновой деятельностью среди крестьянства (Н. Бажин, "Зовет").

7

В условиях сложнейшей литературно-общественной обстановки, сложившейся на рубеже 60-70-х гг., своевременной и актуальной была работа сосланного в Сибирь Н. Г. Чернышевского над романом "Пролог". Новое произведение писателя-революционера учитывало смену общественно-политической ситуации в стране и за рубежом, опасность тайных бакунинских призывов возбудить неподготовленные крестьянские выступления и нацеливало внимание молодого поколения борцов на политические аспекты борьбы с царизмом.

Сюжетно-композиционная структура романа состоит из двух частей, из которых вторая часть, выдвинутая "наружу из своего обрамления, из первой части", "непосредственно обращена к современности" 70-х гг. (из наблюдений А. В. Карякиной над композицией "Пролога"). Впрочем, ориентирует читателя на поиски "шансов будущего" не только "Дневник Левицкого". Вообще весь роман, ретроспективно осмысливающий опыт крушения надежд на социальные перемены в России во времена первой революционной ситуации, был программным для наступающего десятилетия. Этим обстоятельством обусловлены и жанровая структура "Пролога", и новые конфликтные ситуации в его сюжете, и отличные от "Что делать?" типологические решения образа революционера, предусматривающие иные акценты в художественной трактовке "особенного" и "обыкновенного".