История русской революции. Том II, часть 1

Господа генералы получили наконец возможность проверить силу сопротивления революции, которая казалась им столь рыхлой, беспомощной, столь случайно одержавшей победу над старым режимом. Со времени февральских дней по всяким поводам повторялась формула солдафонского бахвальства: дайте мне крепкую часть, и я им покажу. Опыт генерала Хабалова и генерала Иванова в конце февраля ничему не научил полководцев из породы тех, что машут кулаками после драки. С их голоса пели нередко и штатские стратеги. Октябрист Шидловский уверял, что если бы в феврале появились в столице «не особенно крупные воинские части, спаянные дисциплиною и воинским духом, то в несколько дней Февральская революция была бы подавлена». Пресловутый железнодорожный деятель Бубликов писал: «Достаточно было одной дисциплинированной дивизии с фронта, чтобы восстание в корне было подавлено». Несколько офицеров, участников событий, уверяли Деникина, что «один твердый батальон, во главе с начальником, понимающим, чего он хочет, мог повернуть вверх дном всю обстановку». В бытность Гучкова военным министром к нему приезжал с фронта генерал Крымов и предлагал «расчистить Петроград одной дивизией, – конечно, не без кровопролития». Дело не состоялось только потому, что «Гучков не согласился». Наконец, Савинков, подготовляя для будущей директории ее собственное «27 августа», уверял, что двух полков вполне достаточно, чтобы превратить большевиков в прах и пыль. Теперь судьба дала всем этим господам, в лице «веселого, жизнерадостного» генерала, полную возможность проверить основательность их героических расчетов. Без единого удара, с поклонной головой, посрамленный и униженный, прибыл Крымов в Зимний дворец. Керенский не упустил случая разыграть с ним патетическую сцену, в которой дешевые эффекты были обеспечены заранее. Вернувшись от премьера в военное министерство, Крымов покончил с собой выстрелом из револьвера. Так обернулась попытка смирить революцию «не без кровопролития».

В Зимнем дворце вздохнули свободнее, решив, что столь чреватое осложнениями дело заканчивается благополучно, и спешили как можно скорее перейти к порядку дня, т. е. к продолжению прерванного. Верховным главнокомандующим Керенский назначил самого себя: для сохранения политического союза со старым генералитетом ему действительно трудно было найти более подходящую фигуру. Начальником штаба ставки он избрал Алексеева, чуть-чуть не попавшего два дня тому назад в премьеры. После колебаний и совещаний генерал, не без презрительной гримасы, принял назначение: с той целью, как он объяснял своим, чтобы мирно ликвидировать конфликт. Бывший начальник штаба верховного главнокомандующего Николая Романова оказался на той же должности при Керенском. Было чему удивляться! «Лишь Алексеев, благодаря своей близости к ставке и огромному влиянию своему в высших военных кругах – так пытался объяснить впоследствии Керенский свое диковинное назначение, – мог успешно выполнить задачу безболезненной передачи командования из рук Корнилова в новые руки». Как раз наоборот! Назначение Алексеева, т. е. одного из своих, могло только вдохновить заговорщиков на дальнейшее сопротивление, если бы у них оставалась к этому малейшая возможность. На самом деле Алексеев оказался выдвинут Керенским после ликвидации восстания по той же причине, по которой Савинков был призван в начале восстания: надо было во что бы то ни стало охранить мосты направо. Восстановление дружбы с генералами новый верховный считал теперь особенно необходимым: после встряски придется ведь наводить твердый порядок и, следовательно, потребуется вдвойне крепкая власть.