История русской революции. Том II, часть 1

Московский церковный собор, склонившийся две недели тому назад перед Корниловым как восстановителем смертной казни, теперь телеграфно умолял правительство, «во имя Божие и Христовой любви к ближнему», сохранить жизнь просчитавшемуся генералу. Пущены были в ход и другие рычаги. Но правительство вовсе и не помышляло о кровавой расправе. Когда делегация «дикой» дивизии представлялась Керенскому в Зимнем дворце и один из солдат, в ответ на общие фразы нового верховного, сказал, что «изменников-командиров должна постигнуть беспощадная кара», Керенский прервал его словами: «Ваше дело теперь повиноваться вашему начальству, а все, что нужно, мы сделаем сами». Положительно этот человек считал, что массы должны появляться на сцену, когда он топнет левой ногой, и исчезать, когда он топнет правой!

«Все, что нужно, мы сделаем сами». Но все, что они делали, казалось массам ненужным, если не подозрительным и гибельным. Массы не ошибались: наверху больше всего были заняты восстановлением того положения, из которого вырос корниловский поход. «После первых же допросов, произведенных членами следственной комиссии, – рассказывает Лукомский, – выяснилось, что все они относятся к нам в высшей степени благожелательно». Это были, по существу, сообщники и укрыватели. Военный прокурор Шабловский давал обвиняемым консультацию по части обмана юстиции. Фронтовые организации слали протесты. «Генералы и их сообщники содержатся не как преступники перед государством и народом… Мятежники имеют полную свободу сношений с внешним миром». Лукомский подтверждает: «штаб верховного главнокомандующего осведомлял нас по всем нас интересующим вопросам». Возмущенные солдаты не раз порывались судить генералов собственным судом, и арестованных спасала от расправы лишь расположенная в Быхове, месте их заключения, контрреволюционная польская дивизия.

12 сентября генерал Алексеев написал Милюкову из ставки письмо, отражавшее справедливое возмущение заговорщиков поведением крупной буржуазии, которая сперва подтолкнула их, а после поражения предоставила собственной участи. «Вы до известной степени знаете, – не без яда писал генерал, – что некоторые круги нашего общества не только знали обо всем, не только сочувствовали идейно, но, как могли, помогали Корнилову». От имени союза офицеров Алексеев требовал у Вышнеградского, Путилова и других крупнейших капиталистов, повернувшихся спиной к побежденным, немедленно собрать 300 000 рублей в пользу «голодных семей тех, с которыми они были связаны общностью идеи и подготовки»… Письмо кончалось прямой угрозой: «Если честная печать не начнет немедленно энергичного разъяснения дела… генерал Корнилов вынужден будет широко развить перед судом всю подготовку, все переговоры с лицами и кругами, их участие» и пр. О практических результатах этого плачевного ультиматума Деникин сообщает: «Только в конце октября Корнилову привезли из Москвы около 40 тысяч рублей». Милюков в это время вообще отсутствовал на политической арене: согласно официальной кадетской версии, он уехал «отдыхать в Крым». После всех треволнений либеральный лидер действительно нуждался в отдыхе.

Комедия следствия тянулась до большевистского переворота, после чего Корнилов и его сообщники были не только выпущены на свободу, но и снабжены ставкой Керенского всеми необходимыми документами. Эти беглые генералы и положили начало гражданской войне. Во имя священных целей, которые связывали Корнилова с либералом Милюковым и черносотенцем Римским-Корсаковым, уложены были сотни тысяч народу, разграблены и опустошены юг и восток России, окончательно расшатано хозяйство страны, революции навязан был красный террор. Корнилов, благополучно ушедший от юстиции Керенского, пал вскоре на фронте гражданской войны от большевистского снаряда. Судьба Каледина сложилась не многим иначе. Донское «войсковое правительство» потребовало не только отмены приказа об аресте Каледина, но и восстановления его в должности атамана. Керенский и тут не упустил случая пойти на попятный. Скобелев прибыл в Новочеркасск для извинений перед войсковым кругом. Демократический министр был подвергнут изощренным издевательствам, которыми руководил сам Каледин. Торжество казацкого генерала было, однако, непродолжительным. Теснимый со всех сторон большевистской революцией у себя на Дону, Каледин покончил через несколько месяцев самоубийством. Знамя Корнилова перешло затем в руки генерала Деникина и адмирала Колчака, с именами которых связан главный период гражданской войны. Но все это относится уже к 1918 и следующим годам.

МАССЫ ПОД УДАРАМИ