И въ предыдущихъ своихъ произведеніяхъ Гоголь касался міра животныхъ, — въ "Мертвыхъ Душахъ" онъ не разъ изъ міра человѣческаго спускается въ міръ животныхъ, заглядываетъ въ ихъ психологію. Кони Чичикова, — почтенный "Гнѣдой", "Засѣдатель" и лукавецъ «Чубарый», — какъ живые стоятъ передъ читателемъ, — благодаря Гоголю, онъ знаетъ ихъ темпераменты, ихъ привычки и характеры. Животныя и птицы во дворѣ Коробочки, красноногій мартынъ, задумчиво глядящій на другого мартына, — всѣ очерчены, хотя и мелькомъ, но мастерски: человѣческія настроенія, ощущенія, міровоззрѣнія, открываетъ Гоголь въ этомъ низшемъ мірѣ, который окружаетъ человѣка. Онъ такъ сближаетъ этотъ міръ съ людьми, что, напримѣръ, полупьяный кучеръ Селифанъ, бесѣдующій съ конями, поощряющій и наказующій, кажется какою-то "переходною ступенью" отъ лошадей къ тому, кого они везутъ — къ самому герою поэмы.
Поэма богата самыми разнообразными описаніями: Гоголь даетъ много различныхъ картинъ природы,[174]
охотно рисуетъ онъ и картины бытовыя, жанровыя,[175] всегда обстоятельно описываетъ обстановку комнатъ, костюмъ героевъ, ихъ наружность. Детальность его письма, то, что въ XVIII вѣкѣ получило y нѣмцевъ названіе: «Kleinmalerei» — достигаетъ y него высокой степени. Стоитъ прочесть начало поэмы, — въѣздь Чичикова въ городъ, чтобы убѣдиться, до какахъ мелочей доходитъ письмо Гоголя. Но всѣ эти мелочи типичны, характерны, всѣ умѣстны, всѣ прибавляютъ нѣчто цѣнное или къ характеру героевъ, или къ физіономіи города, деревни, дома, человѣка, животнаго, или природы.Въ своемъ произведеніи (особенно въ первой части) Гоголь далъ образцовое реалистическое произведеніе; въ немъ уже нѣтъ прежнихъ романтическихъ замашекъ. Онъ окончательно вступилъ на путь художественнаго реализма, — недаромъ онъ самъ въ своемъ произведеніи выступилъ на защиту этой художественвой школы. Онъ отдаетъ должное писателямъ-идеалистамъ, которые изъ жизни берутъ только возвышенное, благородное и прекрасное. Они правы, если таковъ ихъ геній, что жизнь представляется имъ съ прекрасной стороны, — велико ихъ значеніе и велика благодарность, которую слышатъ они отъ современниковъ -
"…не таковъ удѣлъ, и другая судьба писателя, дерзнувшаго вызвать наружу все, что ежеминутно предъ очами, и чего не зрятъ равнодушныя очи, — всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавшихъ нашу жизнь, всю глубину холодныхъ, раздробленныхъ, повседневныхъ характеровъ, которыыи кишитъ наша земная, подчасъ горькая и скучная дорога, — и, крѣпкою силою неумолимаго рѣзца, дерзнувшаго выставить ихъ выпукло и ярко на всенародныя очи! Ему не собрать народныхъ рукоплесканій, ему не зрѣть признательныхъ слезъ и единодушнаго восторга взволнованныхъ имъ душъ; къ нему не полетитъ навстрѣчу шестнадцатилѣтняя дѣвушка, съ закружившеюся головою и геройскимъ увлеченьемъ; ему не позабыться въ сладкомъ обаяньи имъ же исторгнутыхъ звуковъ; ему не избѣжать, наконецъ, отъ современнаго суда, лицемѣрно-безчувственнаго современнаго суда, который назоветъ ничтожными и низкими имъ лелѣянныя созданія, отведетъ ему презрѣнный уголъ въ ряду писателей, оскорбляющихъ человѣчество, придастъ ему качества имъ же изображенныхъ героевъ, отниметъ отъ него и сердце, и душу, и божественное пламя таланта. Ибо не призваетъ современный судъ, что равно чудны стекла, озирающія солнцы, и передающія движенья незамѣченныхъ насѣкомыхъ; ибо не признаетъ современный судъ, что много нужно глубины душевной, дабы озарить картину, взятую изъ презрѣнной жизни, и возвести ее въ перлъ созданія: ибо не признаетъ современный судъ, что высокій восторженный смѣхъ достоинъ стать рядомъ съ высокимъ лирическимъ движеньемъ, и что цѣлая пропасть между нимъ и кривляньемъ балаганнаго скомороха!"
Изъ этой цитаты видно, какъ труденъ былъ для Гоголя «крестъ» — быть художникомъ-реалистомъ, удѣлъ котораго рисовать только пошлость жизни; видно, кромѣ того, до какой степени не пріучена была къ правдивому реализму современная Гоголю публика, если самому писателю приходилось доказывать ей азбучныя истины. Въ другомъ мѣстѣ поэмы онъ говоритъ, что въ русской литературѣ типъ "добродѣтельнаго человѣка" избитъ, заношенъ, что пора взяться за изображеніе «подлеца». Онъ самъ на вопросъ, зачѣмъ изображать бѣдность, да бѣдность, да несовершенство нашей жизни, зачѣмъ выкапывать людей изъ глуши отдаленныхъ закоулковъ? отвѣчалъ: "что же дѣлать? если уже таковы свойства сочинителя и, заболѣвъ собственнымъ несовершенствомъ, уже не можеть изображать онъ ничего другого".