История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

"Изъ VI Пиндемонте".

Въ стихотвореніи "Изъ VI Пиндемонте" онъ говоритъ, что не въ политическихъ правахъ, не въ формѣ правленія — счастье личности человѣческой.

"Иныя, лучшія мнѣ дороги права,Иная, лучшая, мнѣ дорога свобода.Зависѣть отъ властей, зависѣть отъ народа —

Не все ли намъ равно? Богъ съ ними!.. НикомуОтчета не давать; себѣ лишь самомуСлужить и угождать; для власти, для ливреиНе гнуть ни совѣсти, ни помысловъ, ни шеи.По прихоти своей скитаться здѣсь и тамъ,Дивясь божественнымъ природы красотамъ,

И предъ созданьями искусствъ и вдохновеньяБезмолвно утопать въ восторгахъ умиленья —Вотъ счастье! вотъ права!"

Стихотвореніе это очень важно для пониманія тревожныхъ настроеній Пушкина въ послѣдній годъ его жизни, но оно отнюдь не характерно для его общаго міросозерцавія.

Уже въ Михайловскій періодъ творчества Пушкинъ испробовалъ впервые свои силы надъ изображеніемъ чувствъ и міросозерцаній другихъ народовъ, восточныхъ и западныхъ.

Вліяніе древне-русской церковной поэзіи.

Мы видѣли уже, какъ увлекался Пушкинъ эстетической и идейной стороной церковной поэзіи: онъ въ это время зачитывался Евангеліемъ, Библіей и Псалмами царя Давида, легендами, житіями святыхъ. Благодаря этому, онъ постигъ душу русскихъ людей XVII- го вѣка, сумѣлъ сродниться съ ихъ міросозерцаніемъ и въ своемъ творчествѣ откликнулся на тѣ религіозно-поэтическія настроенія, которыми жила древняя Русь.[67]

Хотя этотъ интересъ къ церковной поэзіи не умиралъ y насъ въ теченіе ХѴIII-го вѣка (Ломоносовъ, Державинъ, Дмитріевъ и мн. др.), — но только въ лицѣ Пушкина онъ выразился особенно полно и ясно.

И въ свѣтской письменности древней Руси онъ сумѣлъ найти для себя интересное чтеніе: "Слово о П. Игоревѣ" онъ зналъ наизусть, по лѣтописямъ сумѣлъ опредѣлить религіозно-поэтическіе мотивы родной старины, и потому на Пушкина можно смотрѣть, какъ на перваго русскаго поэта, близко подошедшаго къ основнымъ настроеніямъ древне-русской письменности.

Античный міръ въ поэзіи Пушкина.

Многія лирическія произведенія этого періода представляютъ собой переводы произведеній древне-греческихъ лириковъ: Анакреона, Аѳенея, Ксенофона, Іона, Горація, Катулла. Высокое значеніе Пушкина, какъ цѣнителя античнаго міра, выяснено русской критикой.[68]

Ни одинъ изъ русскихъ поэтовъ до Пушкина не проникалъ такъ глубоко въ настроенія классической поэзіи. Начавъ cъ псевдоклассицизма (poêsie lêgère), который изъ настроеній античнаго міра сумѣлъ усвоить почти только одно — эпикуреизмъ, Пушкинъ перешелъ къ «неоклассицизму» и въ своихъ «переводахъ», особенно въ "подражаніяхъ", сумѣлъ подняться до истинно-античнаго міровоззрѣнія на жизнь, природу и искусство. Въ этомъ отношеніи, на него можно смотрѣть, какъ на итогъ русскаго классицизма, прояснявшагося въ теченіе XVIII вѣка.

Восточная и западная поэзія въ творчествѣ Пушкина.

Встрѣчаются среди лирическихъ произведеній этого періода также произведенія, которыя вѣрно выражаютъ мотивы восточной поэзіи ("Не пой, красавица, при мнѣ", «Отрывокъ», "Изъ Гафиза", "Стамбулъ гяуры нынче славятъ", "Подражаніе арабскому), — испанской ("Я здѣсь, Инезилья", "Предъ испанкой благородной…", «Альфонсъ», "Родрикъ"), — итальянской ("Ты знаешь край",Подражаніе Данте", "Подражаніе итальянскому"), — англійской ("Пью за здравіе Лери", "Шотландская пѣсня") и польской ("Конрадъ Валленродъ", «Воевода», "Будрысъ").

Этотъ интересъ къ поэзіи другихъ народовъ, это стремленіе постигнуть ихъ «духъ», ихъ "психологію", уловить couleur locale было той данью, которую Пушкинъ заплатилъ романтиззіу. На этой жѳ почвѣ романтическихъ требованій развился его интересъ къ исторіи (couleur historique) и къ народной русской поэзіи.

Русская природа въ творчествѣ Пушкина. Народная поэзія въ творчествѣ Пушкина.