История средних веков

То же самое видим мы и в статьях о кражах. Тот, кто ожидал бы найти здесь постановление о штрафе за покушение на чужую собственность, изложенное в общей форме, будет удивлен тем, что вместо этого в «Салическом законе» детально перечисляются конкретные виды домашнего имущества и скота (отдельно о быках, о коровах, о поросятах, овцах, конях и т.п.) с указанием их возраста и степени пригодности, а также обстоятельств, при которых была совершена кража (скажем, увели ли корову с пастбища или похитили из хлева). При этом размеры возмещений могут быть те же самые, и тем не менее каждый случай записан особо.

Составители этого судебника мыслят конкретно, а не общими нормами. Точно так же конкретно и наглядно стремятся они описать и все другие правовые обычаи.

Вот статья «О горсти земли». В ней речь идет о человеке, который совершил убийство, но лишен средств, достаточных для уплаты вергельда. Он должен собрать в своем доме, в четырех его углах, землю и, держа ее горсть в руке, выйти во двор усадьбы, за оградой которой собрались его сородичи. И он должен, оборотившись к ним спиной, бросать в них эту землю, а затем в одной рубахе (т.е. снявши плащ — обычную одежду франка), без пояса и с колом в руке перескочить через ограду. И тогда обязанность уплатить недостающую часть возмещения за убитого возлагается на тех, в кого неплатежеспособный убийца бросил горсть земли.

По сути дела, человек, попавший в трудное положение, вынужден отказаться от собственного дома и усадьбы, передать их тем, кто мог бы заплатить вергельд. Если вергельд не будет выплачен, ему грозит смерть — месть родственников убитого. Но в центре внимания составителей судебника в данном случае (и в ряде других) — процедуры, жесты, символические действия. Важно соблюсти обычай. Отказывающийся от родства должен переломить «ветви мерою в локоть» и разбросать их на все четыре стороны, — это символизировало разрыв родовых связей.

Таков «Салический закон» (и таковы же записи обычаев у других германских племен). При первоначальной записи закона король мало вмешивался в его содержание. Но при потомках Хлодвига королевская власть начинает влиять на законодательство, не столько отменяя старые нормы, сколько дополняя их новыми постановлениями.

Германцы исходили из уверенности в том, что закон вообще не создается людьми, — они лишь «находят», «вспоминают» его. Право — над людьми, в том числе и над королями. Главное качество права — то, что оно «старое», а в силу своей древности — «доброе», «справедливое».

Свободный франк: от воина к крестьянину

 Как уже было сказано, свободный франк был и воином, участником ополчения, и домохозяином. Слово francus («франк») приобрело новое значение: «свободный человек». Однако сочетать обе эти функции — воина и земледельца — делалось все труднее. Сельское хозяйство и домашнее ремесло требовали времени и усилий, тем более, что с расселением франков на римской территории их хозяйственные занятия сделались более многообразными. Если у себя на родине германцы ограничивались выращиванием одних лишь хлебных злаков, то теперь на более плодородных землях Галлии они познакомились с огородничеством и садоводством, которыми издавна занимались местные жители.

Происходили в хозяйстве франков и другие изменения. Мельница, приводимая в ход силою воды, была изобретена уже в римскую эпоху. Но тогда она не получила распространения: господа предпочитали использовать подневольный и дешевый труд рабов, которые вручную размалывали зерно. Водяные мельницы начинают распространяться во франкский период в деревнях, населенных свободными людьми, которые выше ценили свой труд. Так перемены в общественном строе отражались на производстве.

Войны и собрания вооруженных соплеменников («мартовские поля» — король обычно весной созывал ополчение на смотр) отрывали франков от мирных повседневных дел. Одновременно возрастало влияние магнатов в тех областях, где были расположены их поместья. Королям все более приходилось опираться на их поддержку, а за нее нужно было передавать им новые земельные владения и другие богатства. Поэтому значение народного войска стало убывать.

Обратимся к тому же Григорию Турскому. В его «Истории франков» интересно не только то, о чем он повествует, но и то, о чем он умалчивает или чего он попросту не замечает. Турский епископ сосредоточивает все внимание на королях и знати, епископах и святых. Но ведь франкское государство населяла не одна лишь аристократия и духовные лица! Где же простые франки и галло-римляне? О них идет речь в «Салическом законе», однако «История франков» их не знает... У Григория Турского нет к ним интереса, и с его точки зрения, простые люди его не заслуживают. Но не означает ли это, что голос таких людей почти не был слышен, что они уже не могли оказывать заметного влияния на политику и общественную жизнь?