14 января 1986 года документы о создании рок-клуба поступили в обком КПСС. Там обещали собрать все необходимые визы и подписи в двухнедельный срок, попутно попросив рок-группы обосновать выбор названий (пресловутый «Еврейский сирота» явно не давал коммунистам покоя). Но заставить бюрократические колесики вертеться так быстро было не под силу даже правящей партии. Бумаги динамили еще полтора месяца. Только 5 марта документы о создании рок-клуба были наконец подписаны. Свердловский рок-клуб официально открылся 15 марта 1986 года.
«За каждой строчкой мы видим конкретных людей»
(Поэты уральского рок-н-ролла)
Первые рок-н-роллы, прозвучавшие на Урале в середине 1960-х годов, исполнялись, естественно, на языке оригинала, то есть по-английски. Многим хотелось понять, о чем рассказывают эти чарующие слух песни. Попытки перевода многих разочаровали — западные кумиры часто пели совсем не о том, что волновало их советских слушателей. «Когда мне перевели тексты «Led Zeppelin», меня чуть не стошнило. Там сплошные страдания по девушкам. А казалось, такие серьезные парни», — сокрушается Настя Полева. Музыкантам надо было искать свой собственный рок-язык.
Русскоязычные куплеты, сочиненные в Свердловске в конце 1960-х годов, были просты и наивны. Никаких литературных претензий к ним не предъявлялось, требовалось только, чтобы они ложились на несколько гитарных аккордов. В следующем десятилетии к текстам стали относиться более критично. Так как поэтов среди музыкантов наблюдалось немного, рокеры 1970-х сочиняли песни на опубликованные произведения классиков: Вильяма Шекспира, Арсения Тарковского, Джанни Родари. Однако готовая стихотворная форма сковывала музыкальную фантазию. Для полноценного творчества стихи и мелодии должны рождаться в одной голове, или поэт должен всегда находиться рядом, чтобы в любой момент изменить слово, строчку или целый куплет.
Когда летом 1980-го «Сонанс» решил перейти к песенной форме, сразу встал вопрос о текстах. Слова «Песни любви» сочинил сам Андрей Балашов, и этот опыт оказался удачным. У остальных музыкантов дела со стихосложением обстояли хуже. Требовался поэт…
На философском факультете университета у Аркадия Застырца была репутация стихотворца. Как-то в курилке к нему подошел незнакомый младшекурсник и предложил написать тексты для его рок-группы. Нового знакомого звали Игорь Скрипкарь, а группу — «Сонанс». Тексты Аркадия стали стихотворной основой для четырех из пяти композиций первого свердловского магнитофонного альбома «Шагреневая кожа». Да и к «Песне любви» он приложил руку, литературно обработав балашовские вирши.
Опыт сотрудничества с привлеченным поэтом оказался удачным, и музыканты не собирались искать других форм сочинительства. Когда происходил «раздел имущества» «Сонанса», Пантыкин на поэта претендовать не стал. Аркадий неожиданно для себя обнаружил, что он сотрудничает уже с другой группой: «Уж не знаю, что Саша выторговал себе взамен, но я без моего ведома, как галерный раб, достался «Треку». Мне самому сообщили об этом, как о свершившемся факте».
Застырец стал автором стихов всех песен «Трека». Правда, на вкладках к альбомам с распечатками текстов поэтом значится некто А. Куперин. «Своим псевдонимом я хотел подчеркнуть, что это не моя поэзия, что это не я. Я очень тогда любил французского композитора Франсуа Куперена и взял в качестве псевдонима русскую транскрипцию его фамилии. Вряд ли кто-то из слушателей и почитателей «Трека» понял эту игру слов».
Сам автор был, мягко говоря, не в восторге от собственной рок-поэзии. Писать ему приходилось только на «рыбу», причем англофонную, что сильно сковывало. О свободе его творчества в рамках «Трека» речи вообще не шло. Содержание и художественное воплощение каждой вещи определялись общим собранием. Если Аркадий отходил от навязанного направления, текст, каким бы хорошим он ни был, не принимали: «Я был вынужден с этим считаться, и, конечно, это шло не на пользу текстам. Все это мне не нравилось с самого начала, а потом и вовсе стало раздражать».