„С самаго вступленія Нашего на Всероссійскій престол, непрестанно Мы чувствуем Себя обязанным пред Вседержителем Богом, чтобы не только во дни Наши охранять и возвышать благоденствіе возлюбленнаго Нам отечества и народа, но также предуготовить и обезпечить их спокойствіе и благосостояніе после Нас, чрез ясное и точное указаніе преемника Нашего, сообразно с правами Нашего Императорскаго Дома и с пользами Имперіи. Мы не могли, подобно предшественникам Нашим, рано провозгласить его по имени, оставаясь в ожиданіи, будет-ли благоугодно недоведомым судьбам Божіим даровать Нам наследника престола в прямой линіи. Но чем далее протекают дни Наши, темъболее посиешаем Мы поставить престол Наш в такое положеніе, чтобы он ни на мгновеніе не мог оставаться праздным.
„Между тем как Мы носили в сердце Нашем сію священную заботу, возлюбленный брат Наш, Цесаревич и Великій Енязь Константин Павлович, по собственному внутреннему побужденію, принес Нам просьбу, чтобы право на то достоинство, на которое он мог-бы некогда быть возведен по рожденію своему, передано было тому, кому оное принадлежит после него. Он изъяснил при сем намереніе, чтобы таким образом дать новую силу дополнительному акту о наследованіи престола, постановленному Нами в 1820 году, и им, поко-
лику то до него касается, непринужденно и торжественно признанному.
„Глубоко тронуты Мы сею жертвою, которую Нам возлюбленный брат, с таким забвеніем своей личности, решился принести для утвержденія родовых постановленій Нашего Императорскаго Дома и для непоколебимаго спокойствія Всероссійской Имперіи.
„Призвав Бога в помощь, размыслив зрело о предмете столь близком к Нашему сердцу и столь важном для государства, и находя, что существующія постановленія о порядке наследованія престола у имеющих на него право не отъемлют свободы отрешись от сего права в таких обстоятельствах, когда за сим не предстоит никакого затрудненія в дальнейшем наследованіи престола,—с согласія августейшей родительницы Нашей, по дошедшему до Нас наследственно верховному праву главы Императорской фамиліи, и по врученной Нам от Бога самодержавной власти, Мы определили: во-первых, свободному отреченію перваго брата Нашего, Цесаревича и Великаго Енязя Константина Павловича, от права на Всероссійскій престол, быть твердым и неизменным; акт-же сего отреченія, ради достоверной известности, хранить в Московском Большом Успенском Соборе и в трех высших нравительственных местах Имперіи Нашей: в святейшем синоде, государственном совете и правительствующем сенате ; во вторых, в следствіе того, на точном основаніи акта о наследованіи престола, наследником Нашим быть второму брату Нашему, Великому Князю Николаю Павловичу.
„После сего, Мы остаемся в спокойном упованіи, что в день, когда Царь Царствующих, по общему для земнородных закону, воззовет нас от сего временнаго царствія в вечность, государствен-
ныя сословш, которым настоящая непреложная воля Наша и сіе законное постановленія Наше, в надлежащее время, по распоряженію Нашему, должно быть известно, немедленно принесут верноподданническую преданность свою назначенному Нами наследственному Императору единаго нераздельнаго престола Всероссійской Имперіи, Царства Польскаго и Княжества Финляндскагс. О нас-же просим всех верноподданных Наших, да они с тою любовію, по которой Мы в попеченіи о их непоколебимом благосостояніи полагали высочайшее на земле благо, принесли сердечныя молитвы к Господу и Спасителю Нашему Іисусу Христу о принятіи души Нашей, по неизреченному Его милосердію, в царствіе Его вечное".
О существовали сего акта знали, кроме составителя его, архіедископа Филарета, только два лица, именно: пользовавшійся неограниченным доверіем Монарха, граф Аракчеев, и князь Александр Никол. Голицын. Филарет, во время бытности Государя в Москве, 27 августа, получил манифеста в запечатанном конверте, с собственноручной) надписью Императора: „Хранить въУспенском соборе, с государственными актами, до востребованія Моего, а в случае Моей кончины открыть московскому епархіальному архіерею и московскому генерал-губернатору в Успенском Соборе, прежде всякаго др^гаго действія". Исполняя Высочайшую волю, объявленную графом Аракчеевым — положить манифест для храненія без малейшей огласки—Филарет, 29 августа, когда в соборе были только протопресвитер, сакелларій и прокурор синодальной конторы с печатью, вошел в алтарь, показал им печать, не открывая надписи конверта, положилъего в ковчег, запер, запечатал и объявил повеле-
ніе Государя — сохранять о совершившемся глубочайшую тайну. Списки с манифеста, снятые рукою князя А. Н. Голицына, были разосланы по принадлежности, уже в октябре, в конвертах за Императорскою печатью, с собственноручными надписями Государя (6
).