выказаться в глазах своих товарищей смелым и решительным человеком, вънадежде, что Сергей Муравьев, уже решась отложить дело до будущаго смотра, не нримет его вызова. С этою-же целью, он настаивал на исполнены страшнаго намеренія, говоря, что в 1826-м году не будет смотра, что дух 3-го корпуса верно известен Государю, и по тому он не пріедет. Затем, обратись к Тизенгаузену, спросил: „а вы что думаете, полковник?'' Тизенгаузент, человек уже зрелых лет и весьма умереннаго образа мыслей, хорошій служака, уже раскаявшійся в спошеніях своих с тайным обществом, отвечал: „Неужели вы полагаете, что так легко поднимется рука на Государя? Немного найдется готовых на то извергов». Тогда Артамон. в совершенном изступленіи, громко вскричал: „Ну так я вам отвечаю за себя, и еще раз скажу, что готов жертвовать собою." Впрочем—надежда его сбылась, и решено было окончательно отложить всякое покушеніе до 1826 года. Когда зашла речь о действіях войск после задуманнаго возмущенія, Тизенгаузен сказал, что „в походе солдаты должны состоять на хорошем продовольствіи, а для этого нужны деньги, которых у нас, кажется, нет»'. На это Сергей Муравьев отвечал, что на первый раз можно воспользоваться артельными суммами, а потом брать деньги в казенных казначействах. „Нет, — возразил Тизенгаузен — солдатская собственность должна быть неприкосновенна, да к томуже артельныя деньги имеются не во всех полках»— „Пожалуй, есть еще изобильнее источник: в погребах графини Браницкой, — сказал Швейковскій.—Нет господа! Согласитесь со мною, что все такого рода средства ни в каких обстоятельствах не могут быть извинительны. Займите деньги и раз-
дайте их в полки, а, без того, я согласен с Тизенгаузеном, что нечего и затевать дело". Когда за тем предложили складку, Тизенгаузен, несочувствовавшій предпріятіям общества, но увлеченный общим пылом, сказал: „я готовь отдать все, что имею, и даже продать последнее платье жены своей"
Согласясь между собою, усердные деятели Южнаго общества положили непременно
А, между тем, как оба тайныя общества, Северное и Южное, возбуждаемыя — одно Рылеевым, а другое Муравьевыми и Бестужевым, готовились действовать решительно, их замыслы были открыты правительству. Генерал граф Витт, узнав о существованіи общества в Тульчине, поручил кіевскому помещику Бошняку собрать о нем более обстоятельныя сведенія. Бошняк, будучи :ін;іком с одним из членов его, подпоручиком квартирмейстерской части Лихаревым, был принять им в общество и рекомендован полковнику Давыдову, как
более вліятельному члену, и пріехав к нему в Каменку, объявил, что генерал граф Витт уже давно знает цель общества и совершенно разделяет его убежденія; что он имеет желаніе вступить в общество, и в таком случае обещает возмутить южныя песеленія и с пятидесятые тысячами человек присоединиться к тем, которые поднимут оружіе против правительства, и что за сіе требует только, чтобы ему поручено было начальство над всею кавалеріей. Бошняк пріезжал к Давыдову несколько раз, домогался объясненій, открытій, настаивал, от имени графа Витта, о немедленном начали действіи, уверял, что для общества нет другаго средства к спасенію кроме возстанія; что все члены его известны правительству; что Император получил донос на общество; что у Пестеля в полку есть шпіон, и т. под. Давыдов, нежелая лишить общество важнаго сочлена, но недоверяя Бошняку, писал о переговорах с ним Пестелю, который отвечал чрез князя Барятинскаго, что предложеніе графа Витта казалось ему подозрительным, но что впрочем должно действовать по собственному усмотренію Давыдова. Князь Сергей Волконскій, в 1825 году, после лагеря, узнав от Давыдова о сношеніях его с Бошняком и чрез него с графом Виттом, советовал отклонить его предложеніе и даже прекратить всякое сношеніе с Виттом, объявив поверенному его Бошняку, что общество разрушилось (49
).Незадолго до иоследняго выезда Императора Александра из Петербурга на юг Россіи, Государь получил довольно подробныя сведенія о заговоре Южнаго общества, от унтер-офицера из вольно-определяющихся Шервуда. Этот молодой человек, родом англичанин, получил в доме отца своего,