История цивилизации

Идея собственности возникает из воинственного инстинкта вида. Задолго еще до того, как люди стали людьми, их прародитель — обезьяна — уже был собственником. Зверь борется за свою примитивную собственность. Собака и ее кость, тигрица и ее логово, ревущий олень и его стадо — вот яркие примеры собственников. Старшина рода раннего палеолитического периода всегда отстаивал в своем мирке свое право собственности на жен и дочерей, на орудия. Если в его мир врывался другой мужчина, он вступал с ним в борьбу и убивал его, если мог. Род со временем стал разрастаться, как убедительно доказал Аткинсон в своем «Первобытном законе», вследствие того, что старшина постепенно начал мириться с существованием вокруг него более молодых мужчин, с их правом собственности на жен, захваченных ими на стороне, на орудия и украшения, ими изготовленные, и на убитую ими дичь. Человеческое общество создалось на основании соглашения между одним собственником и другим. Это был компромисс с инстинктом, на который люди принуждены были согласиться ввиду необходимости изгонять со своей территории какое-нибудь другое племя. Если холмы, леса и ручьи не являются ни «моей», ни «твоей» собственностью, то это происходит лишь потому, что они должны, в силу необходимости, быть «нашей» землей. Каждый из нас предпочел бы назвать эту землю своей, но это невозможно. В таком случае те, чужие, уничтожили бы нас. Общественная жизнь поэтому, с самого своего начала является «смягчением права собственности». Чувство собственности у зверя и у первобытного дикаря было гораздо более развито, чем в наше время в цивилизованном мире. Оно коренится скорее у нас в инстинкте, чем в разуме.

Для дикаря и для современного необразованного человека не существует никаких ограничений права собственности. Что человек может завоевать, тем он может и владеть: женщинами, оставленными в живых пленными, пойманными зверями, расчищенным местом в лесу, каменоломней и чем угодно. По мере того, как росла численность общины, установилось нечто вроде закона, запрещавшего междуусобицы, и люди стали вырабатывать разные примитивные приемы для улаживания всех подобных дел. То, что человек сам изготовил, или же захватил, или на что первый заявил притязание, то и считалось его собственностью. Казалось естественным, чтобы несостоятельный должник становился собственностью своего кредитора. Также естественным казалось, чтобы человек, заявивший свое право на какой-нибудь клочок земли, требовал платы с того, кто хотел ею пользоваться. Лишь понемногу, по мере того, как люди начали сознавать возможность организованной жизни, они почувствовали, что это неограниченное право собственности, распространявшееся решительно на все, превращается в стеснение. Люди почувствовали, что рождаются в мире, где все является частной собственностью и на все уже заявлено право. В настоящее время трудно проследить социальную борьбу в Древнем мире, но уже из того, что мы сообщали о Римской республике, видно, как в римском обществе пробудилось сознание того, что задолженность множества отдельных лиц может превратиться в общественное бедствие и что ее, в таком случае, следует аннулировать. Сознавало оно также, что неограниченное право на владение землей может тоже оказаться большим неудобством. Затем мы видим, что в Вавилоне, под конец его существования, право владения рабами подверглось строгому ограничению. Наконец, в учении великого революционера, Иисуса из Назарета, мы находим дотоле еще неслыханные нападки на частную собственность. Легче, говорит он, верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем владеющему обширными богатствами войти в царствие небесное. По-видимому, за последние двадцать пять или тридцать веков в мире происходит постоянное неуклонное критическое обсуждение границ, в которых может быть дозволено право собственности. Мы видим, что девятнадцать веков спустя после Иисуса из Назарета весь признающий христианское учение мир пришел к убеждению, что не может существовать право собственности на человеческие существа. А то положение, что «человек может со своей собственностью делать, что хочет», также оказалось сильно поколебленным по отношению к прочим видам собственности.

Но к концу XVIII столетия мир еще находился в стадии колебания по отношению к вышеуказанному положению. Он не имел никаких ясных, а тем более определенных данных для вынесения окончательного решения. Одним из первых побуждений везде являлось стремление охранить собственность от посягательства алчных и расточительных монархов и эксплуатации знатных авантюристов. Французская революция, в значительной степени, была вызвана желанием охранить частную собственность от налогов. Но провозглашенный революцией лозунг равенства превратил ее в противника того самого института собственности, для защиты которого она началась. Как могут люди быть свободными и равными, когда многие из них не имеют клочка земли, когда им нечего есть, а собственники не хотят им давать ни крова, ни пищи, иначе как за непосильный труд?