Из всех противников аристократической Аркадии Баретти был самым непримиримым. Хлеща последователей «невыносимо приторного» Фругони, критический бич Баретти падал и на спину их непосредственных предшественников — поэтов барокко и петраркистов позднего Возрождения. Баретти резко осуждал всякий формализм и всякую оторванность литературы от жизни. Цель литературы, говорил он, «делать человека человеком». Он требовал от поэтического произведения энергии, ясности, четкости формы и серьезности нравственного содержания. Поэтому он не только высоко оценил просветительскую сатиру Парини, но и, ведя свою неустанную борьбу за обновление и демократизацию итальянской литературы, которая, по его словам, должна была «доставлять удовольствие как людям ученым, так и невеждам», сумел связать итальянское Просвещение с лучшими национальными традициями прошлого. Однако отсутствие у Баретти четкой философско-эстетической программы нередко вынуждало его оценивать художественное произведение вне общественно-исторического контекста и подвергать жестокой критике своих, казалось бы, союзников. В «Литературном биче» высмеивались не только Альгаротти за его близость к поэтике Аркадии, но и П. Верри и Беккариа. Когда в Венеции разразилась бурная полемика между Гольдони и К. Гоцци, Аристарх Сканнабуе выступил на стороне графа Гоцци, пьесы которого он готов был приравнять даже к трагедиям Шекспира при условии, однако, что тот откажется от своих «вульгарных» арлекинов и бригелл. В комедиях Гольдони Баретти претил плебейский демократизм. Презрительно именуя их автора «божком венецианской черни», Аристарх Сканнабуе заявлял, будто ориентация на вкусы и нравы простых гондольеров в конце концов привела к тому, что «понятия о праве и бесправии до того перепутались в голове Гольдони, что он весьма часто смешивает одно с другим, добродетель с пороком, порок с добродетелью, что он выставляет для подражания отвратительнейшие характеры и что таковые представляются ему великолепнейшими образцами добрых родителей, хороших мужей, жен, детей, друзей». В «Литературном биче» едко высмеивались Вольтер, Гельвеций и особенно часто Руссо. Тем не менее полемика с наиболее последовательными просветителями не вывела Баретти за пределы зрелого итальянского Просвещения и сделала его критику приемлемой для противников «партии философов». Борьба Аристарха Сканнабуе за новую, нравственную, энергичную, доступную и нужную широкому итальянскому читателю литературу настолько очевидно переплеталась с просветительской борьбой против безнравственного, изнеженного и изжившего себя феодально-аристократического общества, что венецианское правительство, которое относилось терпимо к демократу Гольдони, сочло необходимым запретить «Литературный бич». Преследуемый тайной полицией Венеции, Баретти вынужден был эмигрировать в Англию.
В Англии Баретти опубликовал на французском языке «Рассуждение о Шекспире и о господине де Вольтере» (1777). В нем он защищал от рационалистической критики Вольтера не только не укладывающийся ни в какие классицистические схемы могучий гений создателя «Гамлета», но и великих поэтов итальянского Возрождения — Данте, Ариосто, Тассо. Позиция Баретти в споре с Вольтером была подлинно новаторской. Она превратила его в непосредственного предшественника европейских романтиков.
ГОЛЬДОНИ (Хлодовсий Р.И.)
В отличие от Г. Гоцци и Баретти, Карло Гольдони (1707—1793) никогда не чувствовал себя в Венеции одиноким. Театр давал ему возможность понять тех людей, для которых он работал, и Гольдони хорошо использовал эту возможность. По его настоянию на спектакли стали бесплатно пускать венецианских гондольеров. Гольдони прислушивался к их «непросвещенному» мнению, и это помогло ему блистательно осуществить ту реформу итальянского театра, о которой мечтали многие его предшественники, начиная с Л. Муратори.