История всемирной литературы Т.5

В лирике Бокажи сталкиваются разные стилевые потоки: пылкая чувственность, заставлявшая критиков называть его «португальским Парни», идилличность Аркадии и вместе с тем изощренная словесная выразительность (анафоры, антитезы и пр.), гиперболизм, свойственные барокко. Многочисленные сатирические послания и эпиграммы отличались резкостью, бесившей литераторов-современников. Нападал Бокажи на бездарное эпигонство, подхалимство, ханжество.

Бокажи часто подражал сонетам Камоэнса, стремясь к благородной сдержанности и возвышенной интонации стиха. Вообще тема близости и к Камоэнсу, выраставшая из действительного сходства некоторых биографических обстоятельств, была главной для Бокажи. Это настойчивое самосозидание, «подгонка» своего человеческого и поэтического облика под идеал, не столько напоминает требуемое классицизмом подражание великому образцу, сколько романтическое сотворение личности и судьбы. В Бокажи чувствуется уже новая поэтическая индивидуальность: такие мотивы, как страх смерти, которая уничтожит его личность, мрачный нигилизм, совершенно неожиданны для португальской поэзии XVIII в. Идущие, по-видимому, от Э. Юнга, «ночные мысли» нередки в его стихах: «Сердце мое хочет упиться ужасом!» — восклицает поэт в одном из сонетов. Во время таких полуснов-полубдений, запечатленных в стихе, поэта «окружают призраки тоски», «природа кажется онемевшей или мертвой», он «забывает о счастье, которое знал в жизни» и думает, что «ужас всеобщ, что мир — только это».

Именно эти мотивы привлекали впоследствии к его стихам внимание поэтов XX в. Бокажи предстает как поэт предромантического склада, предтеча португальского романтизма.

РАЗДЕЛ II.

-=ЛИТЕРАТУРЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ=-

ВВЕДЕНИЕ (Россиянов О.К.)

Литературы стран Центральной и Юго-Восточной Европы — польская, венгерская, чешская, словацкая, хорватская, сербская, словенская, болгарская, молдаво-валашская, греческая, албанская — очень несхожи по степени, уровню своего развития и по его темпам. Достаточно сравнить Польшу, в которой благодаря непрерывности культурных традиций бурно развивается литературная жизнь, и Словакию, где только начинает складываться национальная письменность. В Венгрии XVIII в. налицо уже довольно богатая литература, которая прочно входит затем в национальную классику; в Болгарии же или Словении художественная литература как таковая даже еще не успевает возникнуть.

Различны были сами общественно-культурные условия существования этих литератур. Одни (литература вольного южнославянского города Дубровника, польская до конца XVIII в.) пользовались преимуществами государственной независимости, национальной самостоятельности. Нормальный рост других был нарушен, задержан иноземным завоеванием и владычеством Габсбургов, Порты оттоманской. С трудом возрождалась национальная письменность онемечиваемой Чехии. В противоположность блещущему свежей и разнообразной литературой польскому Просвещению, чешское и словацкое носило еще, за небольшими исключениями, «дохудожественный», учено-филологический характер.

Особенно тяжелым было положение народов Оттоманской империи, где завоеватели исповедовали и насаждали совершенно чуждую коренному населению нехристианскую религию, да и по культуре стояли на ином уровне. В Габсбургской монархии XVIII век — все-таки время просвещенного абсолютизма (Мария-Терезия, Иосиф II). Через посредство Вены образованное венгерское дворянство могло соприкоснуться (Бешенеи) с западноевропейской, с предреволюционной французской мыслью. В этом отношении литературы народов Габсбургской монархии — сравнительно, скажем, с южнославянскими — ближе к Польше (с ее коронованными и некоронованными меценатами).

Гнет завоевателей, позднее появление городов, утеснение и искоренение письменности, религиозные гонения осложняли и затрудняли становление буржуазных отношений, национальной культуры и собственно литературы. Во всей очерченной громадной полосе от Польши на севере до Греции на юге нации и национальные культуры в XVIII в. начинали и продолжали складываться в условиях уже существующего или реально грозящего порабощения чужестранными феодально-деспотическими и великодержавно-монархическими режимами и нарастающего сопротивления им. В этом состояла историческая общность названных литератур (или групп литератур), определяя их сходство между собой и вместе известное отличие от Западной Европы, а отчасти и от России.

Просвещение в Болгарии, Молдавии и Валахии, в Хорватии, Сербии и Словении зарождалось в русле просветительства вообще, и литературное движение только начинало там в XVIII в. выделяться из общекультурного. Предметом же и средоточием литературной борьбы в Чехии и Словакии, Молдавии и Валахии, Греции и Венгрии становился литературный язык — задача создания его и усовершенствования. Речь, таким образом, шла о необходимых первоначальных предпосылках нового становления литературы.