События в Петрограде пошли не совсем так, как предполагали Токой и его единомышленники. Вооруженное восстание большевиков провалилось. Правительство создалось не чисто социалистическое, а опять коалиционное. Решение сейма 5 июля произвело в России тяжелое впечатление. Это сказалось в резких статьях печати по адресу Финляндии. Все это тотчас же было учтено финляндскими социал-демократами. Они решили смягчить свой шаг и открыть себе на всякий случай выход для отступления. 12 июля сейм принял текст адреса Временному правительству, в котором длинно, запутанно и неловко объяснялось, почему сейм принял законопроект. Оказывалось, что «сейм не мог при изменившемся положении вещей предоставить правительственную власть России, ибо это теперь, как и раньше, было бы равносильно ограничению конституционных прав Финляндии и серьезному поколебанию государственного положения страны. Сохранение внутренней самостоятельности Финляндии требовало перенесения верховной государственной власти во внутренних делах страны, являющихся исключительным правом финляндской публичной власти на финский народ, для осуществления ее собственными государственными органами и ее высшей инстанцией — народным представительством». Не забыты были на этот раз и «исторические права». «Действующая со времен шведского правительства форма правления страны (здесь обойдена ее эволюция при русских государях)... хотя и не дает прямых указаний по отношению к нынешнему положению вещей, все же, несмотря на ее монархический дух, предусматривает самостоятельность власти института народного представительства (по отношению к Швеции) в тех случаях, когда не существует законного монарха. Но сейм возлагал больше надежды на съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, чем на шведские конституции XVII и XVIII веков». Съезд ведь «изъявил готовность поддерживать и требовать для Финляндии права полного самоопределения, вплоть до политической независимости». Правда, адрес принужден оговориться, что даже и «названный съезд представителей полагал, что разрешение финляндского вопроса во всем его объеме может быть одобрено со стороны России лишь всероссийским Учредительным собранием». Но «непосредственное значение» для сейма имела резолюция съезда, финляндцами же и продиктованная. Она давала сейму те самые права, которые были провозглашены в законопроекте 5 июля. «В соответствии с сим сейм
Прямое обращение сейма, наконец, принудило Временное правительство прервать молчание. 18 июля оно дало сейму ответ, в котором признало, что «принятые сеймом решения изменяют в самом их существе взаимные правовые отношения России и Финляндии и в корне нарушают действующую финляндскую конституцию». Правительство решительно отвергло исходное положение финляндцев, что с падением монархии власть царя и великого князя перешла к Финляндии. «Финляндия, — говорилось в русском ответе, — на основании конституции пользуется внутренней самостоятельностью лишь в пределах установленных между нею и Россией правовых отношений, коренным началом коих всегда почиталась общность носителя их высшей государственной власти. С отречением последнего императора вся полнота принадлежащей ему власти, в том числе права великого князя финляндского, могли перейти только к облеченному народом российским высшей властью Временному правительству. Иначе права великого князя должны бы были почитаться принадлежащими ему и до сего дня. Временное правительство, всенародно приняв присягу о сохранении им прав народа российского, не может поступиться этими правами до решения Учредительного собрания». Оно поэтому «не может признать за финляндским сеймом права самочинно предвосхищать волю будущего российского Учредительного собрания».