История запрещенных книг на Западе. Итальянское духовенство в одну из средневековых эпох

Две добродетели составляют украшение афонских монахов — терпимость и странноприимство. Кто получил от здешнего начальства позволение путешествовать по монастырям, тот, куда бы ни прибыл, хотя бы в самый отдаленный скит, будет принят с радостью. Странноприимство есть одна из немногих добродетелей, перешедших по наследству от времен древности к грекам нового времени, и именно в афонских монастырях применяется на практике, как святое дело, наследственное от отцев. Монастыри расположены или близко один от другого, или очень далеко; но никогда не бывает, чтобы чужестранец отправлялся из одного монастыря в другой пешком. Оседлывается хорошая лошадь, дается в проводники послушник, а в воротах монастыря насельники его прощаются со странником; дружелюбные слова «до свидания» провожают его на дорогу от монастыря к монастырю.

Монастыри на Афоне двух видов — общежительные (киновии) и своеобычные (идиоритмы). Общежительные получили свое название от того, что живущие в них монахи имеют общую трапезу и никто из них не владеет никакой личной собственностью. В монастыре общие кладовые, из которых получают все всё нужное в одинаковом размере. Жизнь здесь отличается особенной строгостью и точно урегулирована. Мяса в этих монастырях не употребляют. «С каким душевным сокрушением взирал я, — говорит о себе немецкий профессор, — на последнюю коробку с консервированным мясом, которую уничтожил мой греческий слуга при входе в монастырь Исфигмен, потому что он никак не решался принести ее с собой в обитель и самым категорическим образом заявил мне, что эта коробка осквернила бы обитель навеки. Мое пребывание в общежительных монастырях, — замечает путник, — отнюдь не относится к приятным часам моей жизни. Эти монастыри одни из самых бедных. Пища в них скудна, и не найдешь здесь афонского вина, приятного на вкус», — скорбит избалованный европеец. «Монахи здесь питаются только водой, хлебом и овощами». Исфигмен был первым монастырем, в какой вступил путник на афонской почве.

Иначе живут монахи в монастырях «своеобычных». Эти монастыри, и между ними два наиважнейших — св. лавра Афанасиева и Ватопед, несомненно, обладают большими богатствами; и только благодаря этим двум монастырям монашеская республика оказывается в состоянии вносить в пользу Высокой Порты ежегодную дань — около 40 000 франков. В своеобычных монастырях каждый монах живет в своей келье, сообразно с его вкусами. Здесь нет единовластного настоятеля, как в монастырях общежительных, его место занимают выбираемые ежегодно три или четыре монаха, которые и составляют начальство; их главная забота состоит в управлении богатыми монастырскими имениями. Здесь каждый монах одевается и продовольствуется за свой счет. Их кельи выглядят очень уютно. На стенах развешены картины, большей частью вырезки из иллюстрированных греческих журналов, а также портреты греческого короля и крон-принца, русского императора и русских великих князей. Старик Евгений в Ватопеде украдкой показывал этому путешественнику фотографическую карточку крон-принцессы Софии, которую он вытащил из тайника, потому что женщины не имеют доступа на Афон, и даже изображения женщин не разрешается вешать на стенах. На границе Македонии поставлена стража, которая смотрит за тем, чтобы ни одно существо женского рода не проникло в царство монахов, не исключая коров и кур. Яйца, которые в виде особой милости доставлялись немецкому ученому в постное время, были получаемы из отдаленных македонских деревень. В одном монастыре ему рассказывали, что назад тому сто лет одна англичанка, нарядившись мужчиной, приехала на Афон. Но обман обнаружился, и дерзновенная была яростно убита. Даже турки не нарушают местных правил относительно женщин. Паша, живущий в городке Карее с несколькими чиновниками и солдатами и представляющий собой турецкое начальство, остается без гарема. Немецкий писатель пользуется одним случаем, чтобы указать следующее не совсем приятное для него обстоятельство: уже давненько имя Германии сделалось нелюбимым на Афоне, ибо афонские монахи никак не могут забыть слов Бисмарка, что весь восточный вопрос не стоит костей одного померанского гренадера. Слова эти ему пришлось слышать в течение шестинедельного пребывания на Афоне много раз и в различных вариантах.