История жирондистов Том I (с оригинальными иллюстрациями)

В этих интимных советах Бюзо, Гюаде, Верньо, Жансонне, Бриссо вдохновляли министров духом своей партии. Дюмурье скоро сделался им подозрителен. Его ум ускользал от их влияния, его гибкий характер не поддавался их фанатизму. Король постоянно отсрочивал санкцию, которую требовали у него жирондисты, декретам против эмигрантов и священников. Предвидя, что рано или поздно министрам придется давать отчет народу по поводу этой отсрочки, госпожа Ролан убедила мужа написать королю конфиденциальное письмо, полное самых суровых уроков патриотизма, прочесть его перед королем, в полном присутствии Совета, и сохранить с этого письма копию, которую Ролан должен опубликовать в назначенную минуту, в качестве обвинительного акта против Людовика XVI и в виде оправдания самого себя. Эта вероломная предосторожность против вероломства двора была сама по себе гнусна как ловушка, и подла как донос. Это было единственным преступлением госпожи Ролан или, скорее, единственным заблуждением ее ненависти; это же составляло единственный упрек ее совести у подножия эшафота.

«Государь, — говорил Ролан в своем письме, — дела не могут оставаться в настоящем положении: они дошли до кризиса, из него надобно выйти путем какого-нибудь взрыва. Должны ли вы теперь соединиться с врагами или с друзьями конституции? Выскажитесь раз и навсегда. Гнев нации будет ужасен, если она не проникнется доверием к вам. Дайте громкие доказательства вашей искренности. Например, изданы два важных декрета; замедление в их санкции возбуждает недоверие. Остерегитесь!

Недоверие недалеко от ненависти, а ненависть не отступает перед преступлением. Если вы не дадите удовлетворения революции, она будет скреплена кровью. Еще несколько отсрочек, и в вас увидят заговорщика и соучастника в преступлении! Праведное небо! Неужели ты поражаешь королей ослеплением? Я знаю, что язык истины редко находит доступ к трону; знаю также, что именно молчание истины в советах королей так часто делает революции необходимыми. Как гражданин и как министр, я обязан говорить правду королю, и ничто не помешает мне ее высказать. Я требую, чтобы здесь был секретарь Совета, чтобы записывать наши совещания. Для ответственных министров нужен свидетель их мнений! Если бы такой свидетель существовал, то я не обращался бы к Вашему Величеству письменно!»

Как угроза, так и вероломство одинаково проглядывали в этом письме, а последняя фраза указывала на то гнусное употребление, какое Ролан намеревался сделать из него впоследствии. Великодушие Верньо было возмущено этим поступком главного жирондистского министра. Военная честность Дюмурье была приведена в негодование. Король слушал чтение с бесстрастием человека, привыкшего к оскорблениям. Жирондисты получили сообщение о том на секретных совещаниях у госпожи Ролан, а Ролан сохранил с письма копию, чтобы прикрыться ею в день своего падения.

В то же время, без ведома Ролана, устанавливались тайные сношения между тремя жирондистскими вождями, Верньо, Гюаде, Жансонне, и дворцом, через посредство королевского живописца Боза. Они написали письмо, предназначенное для прочтения королю. Железный шкаф сберег это письмо ко дню их обвинения.

«Вы спрашиваете нас, — говорилось в этом письме, — каково наше мнение о положении Франции и о выборе мер, которые могли бы спасти общее дело. На ваш вопрос о предметах такой высокой важности мы не колеблемся отвечать: образ действий исполнительной власти — причина всего зла. Короля обманывают, уверяя его, что народное волнение поддерживается клубами и партиями; это значит искать причины зла в его симптомах. Если бы народ был обеспечен доверием к честности короля, то успокоился бы и партии исчезли бы сами собой. Но пока внешние и внутренние заговоры будут пользоваться милостью короля, смуты будут возрождаться, усиливаясь всей тяжестью недоверия граждан. Мы привязаны к интересам нации, от которых никогда не отделяем интересов короля, и думаем, что единственное средство для него предупредить бедствия, угрожающие государству и трону, состоит в соединении с нацией. Новые уверения недостаточны, нужны действия. Пусть король откажется от всякого приращения власти, какое будет ему предложено иностранной помощью. Пусть он добьется от кабинетов, враждебных революции, удаления войск, которые теснят наши пределы. Пусть он выберет своих министров из среды людей, которые наиболее высказались за революцию. Пусть предложит ружья и лошадей своей собственной стражи. Пусть он докажет, что его средства не служат источником контрреволюционных заговоров. Пусть он сам потребует закона о воспитании королевского принца и пусть велит воспитывать его в духе конституции. Пусть он, наконец, отнимет у Лафайета команду над армией. Если король примет эти решения и будет с твердостью настаивать на них, то конституция спасена!»