Историк и власть, историк у власти. Альфонсо Х Мудрый и его эпоха (К 800-летию со дня рождения)

Вне зависимости от того, какие варианты могут быть найдены в манускриптах, я обращаю особое внимание на одну цитату, которая доказывает существование устоявшейся редакции, единого утвердившегося текста Партид. Только таким образом можно объяснить, что итальянский юрист Ольдрадо, который к 1348 г. уже умер, цитирует их так, как мы это делаем сегодня: номер книги, номер раздела и номер закона[29]. И так как его ссылка на Partid. II.15.3 сегодня находится в месте, указанном в издании Королевской академии[30], а также в изданиях Диаса де Монтальво и Грегорио Лопеса, следует сделать вывод: утвердившийся текст Партид существовал до 1348 г., и, по крайней мере, в этом конкретном месте в него не привнесла изменений ни промульгация, осуществленная Альфонсо XI, ни промульгация, проведенная в 1555 г. Карлосом I, когда издание Грегорио Лопеса приобретает официальный характер и его текст признается оригиналом, к которому нужно прибегать в случае возникновения споров о букве закона[31].

Учитывая, что направления исследований, – изучение документов эпохи Альфонсо Х исходя из их оборота[32]

, исследование кастильских актов, опубликованных в последние годы, анализ сочинений юристов для того, чтобы установить момент, с которого начинают ссылаться на Партиды, и проверка используемой системы цитирования, – должны оставаться неизменными, мне показалось уместным по-своему последовать примеру поэта Эухенио Монтеса, весьма поэтично сравнившего короля Сицилии Фридриха II и кастильского короля Альфонсо Х. Два деятеля XIII в., в течение своего правления вступавших в конфликт с папством, которых, кроме того, сближает оценка их интеллектуальной деятельности, данная почти восемьдесят лет назад во времена расцвета империализма[33], что сейчас, после Гражданской войны, открывает широкий простор для обсуждения.

Сравнения всегда одиозны и, как правило, некорректны, особенно когда они производятся за пределами контекста[34], без необходимой точности. Хайдеггер указывает на то, что математика – наука точная, чего нельзя требовать от истории, но «математическое познание не строже, чем историко-филологическое»[35].

Исследователи, говоря об этих деятелях, обычно выделяют их роль интеллектуалов, порой используя современные определения этого понятия. В случае Фридриха II следует уточнить, что английский клирик XIII в. Матвей Парижанин (Мэтью Пэрис) был первым, кто определил его как stupor quoque mundi et immutator mirabilis

[36], и что сам Фридрих II в прологе к своей книге об охоте с ловчими птицами представляет себя следующим образом: «Auctor est vir inquisitor et sapientie amator Divus Augustus Fredericus secundus Romanorum imperator, Ierusalem et Sicilie rex»[37]. Таким образом, не следует ни связывать эти обозначения, приписывая им одинаковое происхождение[38]

, ни влагать в уста современников характеристику, придуманную самим императором[39], поскольку даже Данте отмечает, что он славился как человек рассудительный и высокообразованный – «loico e clerigo grande»[40]. Меньше вопросов вызывает прозвище, под которым известен только Альфонсо Х – «Мудрый»[41]

.

Эта слава двух высокообразованных людей не имеет непосредственного отношения к их роли законодателей, и поэтому следует покинуть царство поэзии и сосредоточиться на конкретных аспектах их законотворческой деятельности, чтобы указать на определенные схожие моменты в процессе решения трудностей, с которыми они неизбежно сталкивались. Я не пытаюсь установить текстуальные тождества между Liber Augustalis (Мельфийские конституции) и трудом Альфонсо Х, которые бы позволили констатировать взаимосвязь между этими текстами. Находясь внутри идейного контекста так называемого res publica christiana [христианского государства (лат.)], оба деятеля подойдут к решению одних и тех же проблем по-своему и, на тот момент, независимо друг от друга. Речь идет не об установлении связей, а об указании на совпадения при использовании общих мест.

В 1231 г. в Мелфи, городе в области Базиликата (совр. пров. Потенца), Фридрих II обнародовал так называемые Liber Augustalis для своего Сицилийского королевства[42], а несколькими годами позднее Альфонсо Х издал «Королевское фуэро» для Кастилии и обеих Эстремадур, затем – «Семь Партид» для всех жителей своего королевства. Таким образом, они воплотили в жизнь теорию, которую впоследствии систематизирует Джакомо да Витербо, подчеркнув, что король-судья должен был превратиться в короля-законодателя для того, чтобы посредством законов отвечать на запросы времени.