Истреби в себе змею

Ты не слишком, как я поняла, любила своего отца, а я, — она помолчала, — я своего отца любила. Я помню его чуть ли не с момента моего рождения — мы, индиго, сама знаешь, рано начинаем помнить себя и ощущать окружающий нас мир. Я родилась не в этой стране, а там, — Серпента махнула рукой куда-то на восток, — далеко. Мой отец делал карьеру — работал в очень крутой фирме и зашибал большие бабки. Там тогда из ничего делались огромные состояния, и вчерашние бандиты становились уважаемыми бизнесменами… И вдруг — мне было тогда около трёх лет — он всё бросил и стал заниматься только мной, за что я ему благодарна. Нет, отец продолжал работать — в другой фирме, — и хорошо зарабатывал, но я — я стала для него главным делом жизни.

Мы очень быстро воспринимаем информацию — в любом виде: книги, видео. Я даже научилась напрямую считывать данные с компьютерных винчестеров — я покажу тебе, как это делается. Я буквально поедала всё, до чего добиралась. Мать даже беспокоилась, не повредит ли мне такое усердное восприятие знаний, накопленных за тысячелетия истории, однако отец только посмеивался. И он радовался моим успехам — искренне радовался! И при этом никогда — никогда! — не делал даже попыток выставить меня напоказ. Однажды я сама предложила ему обратиться к учёным авторитетам, — Змея скривилась, произнося эти слова, — но отец только сурово посмотрел на меня и сказал всего пять слов: «Нельзя. Это опасно. Для тебя». Иногда мне казалось, что он чувствует за собой какую-то вину, и что он искупает эту вину заботой обо мне. Наверно, так оно и было — я не успела посмотреть…

— Посмотреть? — не поняла Мэй.

— Посмотреть прошлое моего отца и ленту его реинкарнаций. Я научилась этому уже позже, когда его… В общем, он прятал меня от чересчур любопытных глаз, словно боялся чего-то. И скоро я поняла, что отец был прав. Дети чувствовали во мне что-то непонятное — у меня не было ни друзей, ни подруг. Мне неинтересны были их примитивные игры, а они не умели — и не хотели — играть в то, что предлагала я. В школе мне было скучно выслушивать занудливые объяснения учителей, когда они объясняли этим детёнышам обезьяноподобных простейшие вещи, которые любой индиго поймёт раньше, чем научится ходить. Мне делали замечания, я дерзила в ответ… Сверстники объявляли мне бойкот — они месяцами со мной не разговаривали, а когда я изредка что-то у них спрашивала, отворачивались и делали вид, что не расслышали. Тогда я экстерном окончила школу и в четырнадцать поступила в Оксфорд — это такой университет в Англии.

— Я знаю.

— Не сомневаюсь, сестрёнка. К тому времени я уже очень много знала и кое-что умела — примерно то, что ты умеешь сейчас, и даже больше. Спасибо отцу — он позаботился о том, чтобы я узнала как можно больше за кратчайшее время.

В университете было интереснее, но… Через пару лет я могла уже на равных спорить с любым преподавателем, и рано или поздно мной бы заинтересовались. Отец запретил — нет, посоветовал, запретов я не терпела, — мне не высовываться, чтобы не привлекать внимание, и я старалась следовать его совету. Я и в университет могла бы поступить лет в двенадцать, но это было бы слишком необычно. Я уже поняла — несовершенные терпеть не могут, когда кто-то хоть чуть-чуть приподнимается над их средним уровнем. Нет, если ты носишь серьгу в пупке или покупаешь роскошную машину, — что в принципе одно и то же, неважно, чем ты выделяешься, — это допускается и даже приветствуется, а вот когда они замечают, что ты умнее — и не скрываешь этого! — всё, твоя песенка спета!

Мэй слушала Серпенту и понимала — да, она права.

— Но в конце концов я прокололась. Как то раз на лекции я не слушала преподавателя — ушла в контакт, пытаясь в очередной раз достучаться до Внешних, и…

— Внешние? А это кто такие? — перебила её Мэй. — Я никогда о них не слышала! Боги, что ли? — девочка иронически скривилась. — Но ведь боги…

— Нет, не боги, — усмехнулась Серпента. — Скорее это индиго, только… Не забегай вперёд, сестрёнка, — ты узнаешь всё, что знаю я. Так вот, педагог заметил, что я его не слушаю, и решил примерно одёрнуть нерадивую студентку — в назидание всем остальным, которые шушукались и перебрасывались любовными эсэмэсками. «Юная леди, — сказал он. — Вы меня не слушаете. Надо полагать, вы в совершенстве знаете всё то, о чём я говорю, не так ли? Не будете ли вы тогда столь любезны продолжить за меня лекцию, а я передохну и с удовольствием вас послушаю!». «О чём он там тарахтел?» — шёпотом спросила я соседку, скромно потупив глазки и послушно вставая. — «О гипотезах появления человека и истории развития человечества…» — также шёпотом отозвалась та, глядя на меня с интересом: как, мол, ты вывернешься, малолетка-всезнайка? И я выдала этому надутому индюку — всё, по полной программе!

Мэй улыбнулась, зримо представив себе всю эту картину, а Серпента продолжала: