Истребитель

Летчики на него смотрели без прежнего одобрения, между собой говорили про него уже без большой любви. Со стороны отношения всех героев были братскими, этот образ культивировался, а внутри царила ревность, как у богов на Олимпе, по замечанию все того же Канделя, первым прочитавшего в прозаическом изложении легенды и мифы Древней Греции. Перед чужими – а для них все, кроме жен, были чужими – они друг за друга стояли горой, но внутри страты про Волчака говорили разное. И самое плохое, что это была не зависть. О нет, если бы это была зависть! Но это была временами жалость, а иногда отчуждение. Волчак любил поддеть, но был надежен; Волчак-начальник был худшим типом начальника – из тех, кому мало начальствовать, надо первенствовать, а герои не выносили, когда самоутверждались за их счет. Волчак был не из тех, кто назначен сверху и знает свои берега, а из тех, кто пророс снизу и будет отыгрываться. Кандель редко о ком отзывался заглазно, но однажды сказал в клубе: высоко Волчак метит, но при Волчаке будет хорошо только тем, с кем Волчак дружит, а таких не будет. Потому что тех, с кем он дружил раньше, он уберет дальше всякого полюса, а в новом статусе друзей у него не окажется. Так что хорошо не будет никому. Если бы Волчак узнал эти слова, – а в своем кругу такое пока еще было исключено, хотя общее растление достреливало уже и сюда, – он больше всего огорчился бы не смыслу, довольно бесспорному, а интонации, скорее сострадательной. Сострадание в кругу героев считалось хуже зависти.

Баба, замечал Ломаков, многое решает баба. Но Волчак был безупречен, не потому, что так уж следил за собой с политико-моральной стороны, просто был нормальным однолюбом, а еще больше любил первенство и на другие страсти, включая охоту, тратил лишь избыток сил; романы на стороне не только портили бы репутацию, но могли отвлечь, рассредоточить, да и не всем же это надо в такой степени. Кандель – тот обожал жену, все время старался заново ее завоевать, хоть она и так была целиком его с первого взгляда; Петров, известное дело, изо всех сил старался забыть Степанову и потерять ее смог только вместе с жизнью; тихий герой Ломаков не пропускал ни одной, и как-то у него чаще были крокодилицы, такая форма благотворительности. Волчак же был совершенно не по этой части, и потому никто не мог его отвлечь от молчаливого, сосредоточенного обдумывания собственной участи.

Все решил странный случай, драма на охоте. В превосходный осенний день они отправились с приятелем Волчака, старым охотником Панкратовым, на кабана в районе Истры. Волчак любил охоту рисковую, палить по уткам ему было неинтересно, кабан – другое дело. Был изумительно свежий день в самом начале октября, все золотое, паутина, уксусный запах пней, россыпи березовых семян, всегда напоминавших Волчаку истребители, вид сверху, и тут на опушке прямо на них выбежала лиса – небывалая удача, Панкратов такого не помнил. Волчак выстрелил – случилась осечка; он переломил ружье, и тут… Но кто мог об этом достоверно рассказать? Панкратов смотрел на лису, сам стрелял ей вслед, промазал – тут уж либо ты ее уложил, либо упустил, но Волчак утверждал, – этот рассказ он потом повторял разным людям, – что едва он разломил ружье, пуля вылетела прямо в него и чуть не убила, прошла в двух миллиметрах от брови. Как такое могло произойти – никто из охотников и оружейников объяснить не мог. Не бывает пуль, стреляющих в обратном направлении, разве что патрон заложить не той стороной, но Волчак так смотрел в ответ на само подобное предположение, что развивать мысль никто не дерзнул. Вообще говоря, он был хороший охотник, стрелял с двенадцати лет, белку в глаз не бил – не врал, но кабан был его тема, излюбленный досуг. «Откуда патрон?» – спросил его Фомин, когда тесным кругом избранных сидели в ВТО. Подарили в Горьковском райкоме, сказал Волчак. Ты не бери где попало-то, посоветовал Фомин. Райком – где попало? Да, кивнул Фомин, а лучше всего сам снаряжай. Время знаешь какое? И коробку эту, ежели у тебя цела, передай мне в седьмой подъезд. Волчак передал, Фомин не перезвонил – закрутился, видимо, работы прибавлялось.