Исцеление духовных болезней. Введение в аскетическую традицию Православной Церкви

Как мы уже говорили, человек не может избежать искушений и бесовского воздействия, внушающего помыслы. Но получив однажды силу хранить себя благодаря трезвению и молитве, он становится способен оставаться совершенно безразличным к тому, что предлагают бесы[3621], и противостоять им глубоким презрением[3622], ни в малейшей степени не повреждаясь и даже не смущаясь их внушениями, не оставляя своего места[3623] и говоря словами псалма: Я онемел… и замолчал (Пс. 38, 10). Когда человек после долгой борьбы одерживает, по благодати Божией, окончательную победу над противниками, тогда он познаёт глубочайшее умиротворение[3624]. Не только его ум, но и все внутренние способности пребывают в покое

[3625]. Этот внутренний мир, завоеванный с помощью трезвения и проистекающий одновременно от власти над помыслами, от уничтожения страстей, от победы над бесами, от спокойствия всех душевных сил и безмолвия помыслов, соответствует одному из основных значений слова «исихия» (ἡσυχία), которое так часто встречается в текстах по аскетике[3626]. Святые отцы считают, что исихия является настолько характерным следствием трезвения[3627], что часто употребляют эти слова как синонимы[3628].

В этой главе мы описывали трезвение преимущественно как средство борьбы со страстными помыслами и средство очищения сердца. Далее мы увидим, что трезвение помогает также избегать представлений, образов или помыслов, даже нейтральных или благих, что, наряду с предыдущим, является условием чистой молитвы и созерцания. Именно эта вторая функция называется «хранением ума», тогда как первая в строгом смысле зовется «хранением сердца». Безмолвие, проистекающее из него, означает в этом случае молчание каких бы то ни было представлений, всецелое умиротворение ума, который невозмутим и занят исключительно помышлением о Боге в очищенном сердце.

Внимание становится тогда вниманием к Богу, а трезвение, само название которого хочет сказать о пробуждении, теперь уже означает не только пробуждение по отношению к себе и хранение себя, но пробуждение к Богу и хранение Бога в себе. Именно в этом двойном смысле святые отцы считают, что трезвение пробуждает ум[3629], в том числе преподобный Иоанн Лествичник: «Друг безмолвия тот, помысел которого всегда бодр… [который имеет] всегда бодрый ум»[3630].

В этом проявляется еще одно фундаментальное свойство трезвения — исцелять человека, заменяя различные состояния, водворенные в нем грехом, патологические по отношению к его истинному бытию и прежде всего к Богу, а именно: духовный сон[3631], равнодушие[3632], забвение[3633], беспечность

[3634], небрежение[3635], рассеяние[3636], несознательность и неведение[3637]. Важнейшими тремя из них являются (и к ним можно свести все остальные) забвение, небрежение и неведение, которые преподобный Марк Подвижник (а вслед за ним преподобный Иоанн Дамаскин[3638]) называет «тремя инородными великанами» или «тремя сильными великанами диавола», из-за которых «остальные страсти растут и усиливаются», которыми «вся армия духов зла вкрадывается, закрепляется и может осуществить свои замыслы и без [которых] она не может удержаться»[3639]

.

Итак, мы видим фундаментальное место, которое занимают трезвение и его спутники в духовном исцелении человека и его возвращении к здоровью.

ГЛАВА 6 ВСПОМОГАТЕЛЬНОЕ ЛЕЧЕНИЕ: ТЕЛЕСНАЯ АСКЕЗА

Мы видели, что в широком смысле понятие аскезы может быть уподоблено понятию делания, которое означает двоякое движение, в котором человек очищает себя от страстей и приобретает добродетели.

Однако поскольку человек должен столкнуться в первую очередь с так называемыми «телесными» страстями, а также встречает в духовной жизни препятствия, вызванные определенными телесными состояниями, аскеза часто понимается в более узком смысле — как совокупность практик или упражнений, относящихся непосредственно к телу. И тогда в более общем смысле можно говорить о «телесной аскезе», отличая ее от аскезы «внутренней» (иногда называемой «сердечной аскезой»[3640]), которая логически, но не во времени предшествует телесной. Именно к этой телесной аскезе делает отсылку апостол Павел, говоря: Усмиряю и порабощаю тело мое (1 Кор. 9, 27).