У 26-летнего Карла Коллера были четкие представления о своей будущей профессии. Он хотел стать офтальмологом и надеялся получить одну из двух существовавших должностей ассистента венского профессора кафедры Фердинанда фон Арльта. Арльт ясно дал понять Коллеру: он рассчитывает на его научный вклад. Независимое достижение, а еще лучше открытие, смогло бы усилить его заявку на должность ассистента, когда та станет вакантной. Профессор также сообщил молодому человеку об особой потребности в существенном улучшении такой молодой специальности, как офтальмология. Это необходимое улучшение касалось обезболивания при офтальмологических операциях. Анестезия эфиром и хлороформом оказывала воздействие на весь организм и была небезопасна. В случае операции катаракты или хирургического вмешательства, предложенного Альбрехтом фон Грефе для лечения глаукомы, требовалось обезболить только очень ограниченную область небольшого органа. Кроме того, под общей анестезией пациенты часто не оставались полностью неподвижными, они совершали бессознательные движения и кашляли. Эти моменты, возможно, не так существенны во время «большой» хирургической операции, но при офтальмологическом вмешательстве, где речь идет о миллиметрах, даже малейшие движения пациента мешали и были опасны.
Зигмунд Фрейд, который был всего на год старше Коллера, не имел таких четких представлений о своем будущем. Во время учебы он уже посещал лекции по другим предметам, а его врачебная деятельность до лета 1884 года не была особо целенаправленной.
Нахождение вдалеке от прекрасной Марты Бернейс, с которой тайно обручился два года назад, существенно способствовало его довольно печальной оценке собственного положения. Марта переехала вместе со своей матерью, стремившейся помешать дочери выйти замуж за бедного ассистента, в Вандсбек – недалеко от Гамбурга, но на значительном расстоянии от Вены. Итак, Фрейд оказался в положении, похожем на ситуацию своего друга Карла Коллера. Ему нужен был прорыв, признание, а вместе с тем и финансовая поддержка.
В похожих на парк двориках главной больницы между двумя друзьями в обеденный перерыв состоялся разговор, имевший в итоге большие последствия. Точно датировать эту беседу нельзя. Фрейд рассказал о проводимых им в то время экспериментах. Их предметом было вещество под названием кокаин. Испанские конкистадоры Франсиско Писарро, которые в 1530-х годах завоевали империю инков в Южной Америке и принесли с собой эпидемии, истребившие значительную часть населения, наблюдали привычку туземцев жевать листья коки. По наблюдениям испанцев, это повышало работоспособность местных и улучшало настроение. Из этих листьев двум немецким химикам, Фридриху Гедке и Альберту Ниманну, в 1850-х годах
удалось выделить вещество, для которого Ниманн ввел название «кокаин». Почти в то же время в 1859 году итальянский хирург Паоло Мантегацца, много лет проработавший в Южной Америке и наблюдавший использование этого растения, опубликовал статью, где описал его эффект и называл средством от усталости. Лишь мимоходом он описал, что жевание листьев вызывает во рту и на языке онемение, длящееся некоторое время.Зигмунд Фрейд тоже заметил это после того, как раздобыл дозу всего в несколько граммов у единственного производителя, компании «Мерк» из Дармштадта, и попробовал ее в растворе. Его единственной целью была помощь другу, доктору Эрнсту Флейшлю фон Марксову, страдавшему от морфиновой зависимости. Эти попытки поначалу зарекомендовали себя вполне успешно. В мастерски рассказанной истории Юргена Торвальда, подобной истории из романа, но в то же время фактически обоснованной, на первый план выходит эйфория Фрейда по поводу своего открытия и облегчения страданий его пациента: «Когда Фрейд предложил ему принять кокаин, Флейшль схватил вещество с жадностью утопающего. Поскольку у него было достаточно средств, он заверил Фрейда, что заплатит за любое количество кокаина, которое «Мерк» сможет достать. Спустя некоторое время он стал употреблять один грамм в день и как будто получал облегчение. Фрейд почувствовал прилив уверенности. Чтобы набраться опыта, он раздавал кокаин коллегам, друзьям, пациентам и своим сестрам. Теперь он и сам регулярно его принимал. Он даже послал большую дозу Марте для „укрепления организма“» [1].