Исцеление мира. От анестезии до психоанализа: как открытия золотого века медицины спасли вашу жизнь

Звук залпов, убивших Блюма, казался лебединой песней революции 1848 года в Вене. Здесь, как и в других местах, но особенно в Германии, маятник замедлил свое движение. Некоторые из старых авторитетов вернулись, хотя и не все, например, в Австрии, где всеми считавшийся неразумным, а некоторым даже слабоумным (и с чудовищной «габсбургской губой») император Фердинанд I отрекся от престола в пользу своего 18-летнего племянника Франца-Иосифа. Однако мечта о праве голоса и демократии не растворилась в воздухе. Она продолжала жить – в Австрии и Бадене (где вооруженное восстание угрожало устоявшемуся порядку до 1849 года), в Баварии и Пруссии. Настанет тот час, когда желаемое осуществится, только при других обстоятельствах и благодаря новым силам. Земмельвейс тоже поддерживал революцию, которая потерпела неудачу из-за упорного стремления сохранять верность устоям. Измученный и обессилевший из-за постоянных склок с Кляйном и его союзниками, в 1850 году он вернулся в свой родной город Будапешт. Так же, как невозможно было предать идею народного суверенитета, невозможно было забыть и учение Земмельвейса, отрицая успешность дезинфекции рук. Подобно революционерам 1848 года, Игнац Филипп Земмельвейс смело шел по пути, который лишь с течением времени люди осознают как единственно верный.

4. Всемирная выставка

Королева Виктория

была вне себя от восторга: «Это время веселья, гордости, довольства и глубочайшей благодарности; это триумф мира и благих намерений, исходящих от культуры, торговли, моего любимого мужа. Это триумф моей страны» [1]. Это выражение эйфории, датированное 18 июля 1851 года, можно найти в дневнике английской королевы. Ее чувства, вероятно, разделяло подавляющее большинство из 6 063 986 посетителей – если верить подсчетам королевы, по меньшей мере 41 человек выразил ей свое восхищение. Никогда прежде в истории такое количество людей не собиралось в одном месте за такой короткий промежуток времени – выставка длилась чуть более пяти месяцев. Посетители были разного происхождения и национальностей (даже невзирая на то, что в большинстве своем являлись британцами, а вместе с тем и подданными королевы).

Число посетителей многократно превышало любое войско, собиравшееся когда-либо для ведения войны. Великую армию Наполеона, например, оно превосходило почти в десять раз.

Однако цели этого грандиозного действа были самыми мирными. Все собравшиеся, включая королеву (ей нужно было проехать всего несколько минут на карете, чтобы добраться туда), приняли участие в первом массовом мероприятии современной эпохи; во время выставки они впитывали буквально каждую частичку духа времени, полного веры в прогресс и оптимизма. Участники приехали в Лондон, в Гайд-парк, чтобы полюбоваться разнообразием мира и вернуться домой с уверенностью, что они живут в великую эпоху – несомненно, лучшую из всех, что доныне видел человек. Все собравшиеся увидели чудо света – Великую выставку промышленных работ всех народов

.

Революционная буря 1848 года, пошатнувшая многие режимы на европейском континенте, а некоторые и вовсе обрушившая, была воспринята в Великобритании как мощный порыв ветра, не вызвавший социальных и политических потрясений в долгосрочной перспективе. По сравнению с Парижем, Веной и другими городами здесь конфликтный потенциал был гораздо слабее, а манифестации – гораздо сдержаннее. Скажем, чартисты[26] стремились к социальным реформам, не подвергая сомнениям политическую систему или даже монархию. Большой митинг, инициированный сторонниками этого движения 10 апреля 1848 года, был по сути мирной демонстрацией за гражданские права. Жители Лондона, Ливерпуля и Эдинбурга узнавали о баррикадах и уличных боях только из газет, когда в тех сообщалось о беспорядках во Франции, Италии, Пруссии, Австрии и других «погрязших в бунтах» странах.

Для политического класса Соединенного Королевства, который в обеих палатах парламента был представлен доминирующей аристократией, этот контраст с континентальной Европой стал еще одним доказательством того, насколько благословенной была для британцев их система, воспринимаемая ими как свобода (или, по крайней мере, так позиционируемая). И вновь появился повод чувствовать себя более прогрессивными и «просвещенными», чем остальная Европа. Даже чем остальной мир. Ощущение себя бастионом свободы, который в ходе истории неоднократно защищал от тиранов с материка, таких как Филипп II Испанский и Наполеон, также предполагало и довольно великодушное предоставление убежища. На острове нашли пристанище не только свергнутые правители вроде короля Франции Луи-Филиппа, но и агитаторы с противоположного конца политического спектра – левого, вроде Карла Маркса, жившего в Лондоне с июня 1849 года.