Итальянская кампания и экспедиция в Египет и Сирию 1796–1799 гг.

«Этот генерал, – писал Наполеон, – выказал в двух последних кампаниях столь же много воинского таланта, сколь и гражданской доблести. Его дивизия одержала победу у Мондови, сильно способствовала победе при Кастильоне и взяла Мантую. Она отличилась при переправах через Тальяменто и через Изонцо и особенно при взятии Градиска. Генерал Серюрье строг к самому себе и иногда так же строг к другим. Непреклонный ревнитель дисциплины, порядка и добродетелей, наиболее необходимых для поддержания общества, он презирает интриги. Это создает ему врагов среди людей, которые всегда обвиняют в отсутствии гражданского чувства тех, кто хочет, чтобы соблюдались законы. Я полагаю, что он очень пригоден для командования войсками Цизальпинской республики. Прошу возможно скорее вернуть его на вверенный ему пост».

Серюрье был отлично принят в Париже. Прямота его характера там всем понравилась. Он совершил поездку в департамент Эн, на свою родину. Он придерживался всегда очень умеренных взглядов в отношении принципов революции, но по возвращении из Франции Серюрье стал упорно и горячо ратовать за республику – настолько возмутили его распущенные нравы, которые ему пришлось наблюдать в Париже.

В момент прибытия Французской армии в Венецию из этого города скрылся граф д’Антрег. Он был задержан в Бренте войсками дивизии Бернадота и отослан в главную квартиру в Милан. Граф д’Антрег происходил из Виваре. Депутат от дворянства в Учредительном собрании, он был горячим патриотом в 1788 и 1789 гг., но с открытием собрания изменил своей партии, эмигрировал, был одним из главных агентов заграницы и превратился в заправского интригана. В Венеции он находился около двух лет под видом атташе английской миссии, но на самом деле был посланником контрреволюции и стоял во главе всех шпионских и мятежных заговоров против Французской армии. Подозревали, что он играл важную роль в веронской резне. Генералы Бертье и Кларк произвели проверку всего найденного у него в портфеле, составили опись документов, сделали на них пометки и отослали все в Париж. В ответ французское правительство приказало, чтобы д’Антрег был доставлен в военную комиссию для суда над ним по законам республики.

Но тем временем он заинтересовал Наполеона, который виделся с ним несколько раз. Сознавая всю опасность своего положения, он постарался понравиться тому, от кого зависела его судьба, говорил с ним без утайки, раскрыл все тогдашние интриги и нанес своей партии даже больший ущерб, чем было необходимо. Он достиг своего и добился разрешения проживать в городе на честное слово, без охраны. Через некоторое время ему дали бежать в Швейцарию. На него так мало обращали внимания, что лишь через шесть-семь дней после его отъезда из Милана заметили, что он нарушил свое слово.

Вскоре появилось нечто вроде памфлета, который им распространялся по всей Германии и Италии против своего благодетеля. Он описывал в нем ужасную камеру, в которую он будто бы был заключен, пытки, которым был подвергнут, отвагу, какую проявил, и опасности, каким подвергался, освобождаясь из заточения. В Милане он возбудил всеобщее негодование; там видели его везде в обществе, на прогулках, на спектаклях, пользующимся полной свободой. Несколько членов дипломатического корпуса разделили общественное негодование и опубликовали по этому поводу свои заявления.

II. Переговоры с Генуэзской республикой

Генуэзская республика участвовала в трех Войнах за испанское, пармское и австрийское наследство. Ее маленькие армии шествовали рядом с армиями и французских, и испанских королей. В 1747 г. генуэзцы прогнали из своего города австрийский гарнизон под командованием маркиза Ботта и затем выдержали долгую и упорную осаду армий Марии-Терезии. В продолжение всего XVIII столетия эта республика вела кровопролитную войну с корсиканцами. Национальная ненависть между жителями Ривьеры и пьемонтцами приводила к постоянным стычкам. У населения Генуэзской республики – столь слабой как по количеству населения, так и по размеру своей территории – такое стечение обстоятельств поддерживало запас энергии, который придавал ей совершенно иную устойчивость, чем Венецианской республике. Поэтому генуэзская аристократия устояла перед грозой; она оставалась свободной и независимой и не подчинилась ни государствам коалиции, ни Франции, ни народной партии. Она сохраняла во всей чистоте конституцию, данную ей Андреа Дориа в XVI в.