Именно поэтому бартоновские мучения с борцовским сценарием теснит и превращает в абстракцию саундтрек фильма, в котором каждый шорох, усиленный, отраженный и искаженный, становится ироническим символом писательского тормоза, а «обессиленные» слова заменяются звуками. Связь между гостиничной обстановкой и писательскими проблемами напоминает «Сияние», впечатление усиливается за счет повторяющихся перемещений камеры по коридорам. Но общая атмосфера больше похожа на замкнутый мир «Головы-ластика», особенно когда мы видим подробности вроде обоев, которые отклеиваются, потому что клейстер плавится. Также Коэны разделяют с Линчем способность найти гениальные звуковые и тактильные способы, чтобы подсказать: мир сошел с ума. Но в то время как «Дикие сердцем» угрожали дать этому мастерству полную волю (чувство утомительной неумеренности ради нее самой), «Бартон Финк» обретает трагическую ноту, заставив своего главного героя принять убийство и безумие с доподлинным отчаянием.
«Просто кровь» и «Перекресток Миллера» были, по сути, экранизациями, хотя и не основанными на определенных произведениях соответственно Джеймса М. Кейна и Дэшила Хэммета. В этом смысле «Бартон Финк» завершает своего рода трилогию. Изображая отчужденного героя, запертого в затрапезной гостинице и запутавшегося в необъяснимом убийстве, фильм ухватывает суть еще одного детективщика тридцатых, Корнелла Вулрича. Хотя Вулрич был обязан «оправдывать» свои кошмарные сценарии неправдоподобными объяснениями, а Коэны вместо этого решили провести своего главного персонажа через апокалипсис (изумительная картина Чарли в горящем гостиничном коридоре) во что-то вроде двойного чистилища.
В конце концов «Бартон Финк» разрешается, хоть и не разрешает детали сюжета, сценой с Бартоном, сидящим на пляже с загадочной коробкой Чарли, глазея на девушку, любующуюся морем, — картинка, которую мы видели раньше на стене его номера. Перед этим Липник говорит ему, что сценарий говно, ничто из написанного не пойдет в производство и что, пока он не повзрослеет, его будет сковывать контракт. Так что Бартон остается запертым в пространстве, где слово и изображение никогда не сойдутся. Впрочем, прибегнув к Вулричу и вспомнив, что действие фильма происходит в 1941-м, можно предположить, что переживания Бартона со временем всплывут призраками в фильмах-нуар.
Скала на пляже (Мишель Симан и Юбер Ниогрэ)
ДЖОЭЛ КОЭН: Это случилось, когда мы наполовину написали «Перекресток Миллера». Не то чтобы мы сами были прямо в кризисе, но наш ритм замедлился, и мы хотели немного отойти в сторону. Чтобы выбраться из трудностей, которые были у нас с той историей, мы начали думать о другой. Это и был «Бартон Финк», у которого две отправные точки. Во-первых, мы хотели снова поработать с Джоном Туртурро, которого хорошо знали, и придумать персонажа, которого он мог бы сыграть. А еще идея огромной заброшенной старой гостиницы, которая даже предваряла наше решение поместить историю в Голливуде.
ИТАН КОЭН: Мы очень быстро написали сценарий, за три недели, прежде чем вернуться к «Перекрестку Миллера» и закончить его. Это одна из причин, по которым два фильма выходят один за другим. Когда мы закончили снимать «Перекресток Миллера», у нас уже был готовый сценарий.
ДЖОЭЛ: Мы об этом не думали. С другой стороны, нам понравилась идея, что мир за пределами гостиницы был на грани апокалипсиса, поскольку для Америки 1941-й был началом Второй мировой. Это казалось подходящим для истории. Другая причина, которая на деле не воплотилась в фильме, — то, что мы думали о гостинице, в которой живут только старики, фрики и лица с физическими недостатками, потому что все остальные на фронте. Сценарий развивался, эта идея отодвигалась, но вначале это подсказало нам выбрать тот период.
ИТАН: Другой причиной был главный персонаж: серьезный драматург, честный, политически ангажированный и довольно наивный. Казалось естественным, что он из «Груп-тиэтр»[15]
.