Иоанн, «которого любил Иисус», либо не услышал ответа, данного Иисусом Иуде (хотя и возлежал у груди Учителя), либо решил удостовериться, что не ослышался, и потому вновь спрашивает Иисуса: «Господи! кто это?» «Иисус, свидетельствует Евангелие, — отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту» (Ин. 13:25-26). Слышал ли Иуда краткий диалог между Иисусом и Иоанном? Неизвестно. В любом случае тот факт, что Иисус, «обмакнув кусок, подал Иуде», заслуживает особого внимания. Иуда был единственным из учеников, кто удостоился такой чести — получить кусок хлеба из рук самого Учителя. По существовавшей в те времена традиции это была, действительно, великая честь: Иисус выделяет Иуду из среды учеников как человека, к которому проявляет особое уважение. По крайней мере, именно так наверняка был понят этот жест большинством учеников, находившихся в тот момент за праздничным столом. Несколько иной смысл должен был уловить в нём Иоанн, который знал, какой именно чести удостоен Иуда.
Так же, вероятнее всего, воспринял поступок Иисуса и Иуда, а именно как великую честь и знак особого благоволения Учителя — но не только: он (и только он один) увидел в этом действии поддержку, поощрение, дружескую руку Учителя, его благословение и окончательное утверждение Иуды в роли так называемого «предателя». «И после сего куска вошёл в него сатана», сообщает далее Иоанн, используя аллегорию и имея, по-видимому, в виду (об этом уже говорилось выше), что поведение Иуды резко изменилось: в движениях появилась решительность, в глазах — огонёк своеобразной одержимости, во всех членах — сила и уверенность в правильности избранного пути.
Мог ли Иисус использовать указанный ритуал с куском хлеба только лишь для указания Иоанну на Иуду как на своего избранника на страшную роль предателя? Наверняка, нет: современники Иисуса слишком серьёзно относились к ритуальным действам (пример тому: различные жертвоприношения) и дорожили традициями своих предков. Иисус знал это и потому не стал бы кощунствовать, подавая кусок заведомому преступнику и грешнику, делая при этом вид, что удостаивает того особой чести — тем более, что Иоанну была известна подоплёка поступка Иисуса. Иисус вкладывает в ритуал истинный его смысл, и именно искренность Учителя воодушевляет Иуду, даёт ясный и однозначный ответ на терзающий его вопрос: «кто?».
Осталось получить ответ на вопрос «когда?».
И чтобы поставить последнюю точку в этом затянувшемся, только им двоим понятном диалоге, Иисус теперь уже прямо заявляет Иуде: «что делаешь, делай скорее». Никто из учеников, кроме, возможно, Иоанна[101]
, не понял этих слов, однако совершенно ясно, что именно их ждал Иуда — и больше не медлит. Эти сакраментальные слова стали для него последним импульсом, сигналом, своеобразным энергетическим зарядом. Они не только подтверждали правильность избранного Иудой пути, но и определяли срок выполнения всей операции. «Делай скорее», означает «немедленно», «сию минуту», «прямо сейчас». Воодушевлённый этой поддержкой, этим вовремя подставленным плечом друга, Иуда тут же уходит. Отныне он уже не знает сомнений. Ещё бы: сам Иисус развеял их раз и навсегда!Той же ночью он исполняет задуманное.
4
«Что делаешь, делай скорее»… На первый взгляд эти слова могут быть расценены как прямое указание Иисуса предать его в руки властей. Разве его направляющая воля не очевидна в приведённых выше свидетельствах? «Что делаешь, делай скорее» — это ли не прямой приказ? «И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту» — это ли не откровенный выбор одного из двенадцати? А слова «ты сказал» в ответ на вопрос Иуды, по еврейской традиции означающие утверждение и аналогичные современному «да», — это ли не волеизъявление Учителя?
Однако не всё так просто.