Юлий Цезарь

Впрочем, как один правитель мог восстановить полную справедливость, когда все были заинтересованы в этих грабежах? Цицерон не хотел взять ни сестерция из сумм, полученных от военной добычи, или из тех, которые были назначены ему сенатом для управления провинцией: первые он поручил префектам, а последние — квестору.[472] Но вокруг него все спекулировали и торговали. Квестор был братом крупного коммерсанта, жившего в Элиде,

[473] и взял его себе в качетсве советника;[474]

один из легатов Цицерона и Лепта, начальник инженерной части, были так скомпрометированы в одном деле, что для их избавления Цицерону пришлось на этот раз умерить свою административную суровость. Основным правилом римской администрации было — никогда не заключать договоров без представления известного числа поручителей, которые при несостоятельности заключившего договор обязывались уплатить штрафы, назначенные на тот случай, если договор не будет полностью выполнен. Таким образом, когда дела увеличились в числе и по важности, повсюду стали искать поручителей, которые были бы состоятельны или имели политическое положение, подобно тому, как теперь ищут поручителей по векселям, пользующихся хорошим кредитом в банках. Чтобы найти их, употребляли всевозможные средства: дружбу, политическую солидарность, обещание крупной прибыли. Вероятно, много политических людей Рима вступало в сделки, чтобы заработать деньги своими поручительствами. Они доставляли поручительство за вознаграждение, обещанное заключавшим контракт; если же случалось, что последний не сдерживал своих обязательств по отношению к государству, которое тогда предъявляло к ним иск, они пускали в ход все свое влияние, чтобы не платить по нему. Таким образом за некоего Валерия, заключившего договор, поручились начальник инженерной части Цицерона Лепта и один из его генералов. Но этот Валерий не сдержал своих обязательств и уступил, вероятно, за очень маленькую сумму, свой договор одному ростовщику по имени Во-лузий; последний в свою очередь, может быть, в соглашении с квестором Руфом, взялся выполнить договор, но не платить штрафа, который обязан был уплатить Валерий, а взвалить этот штраф на его поручителей. Последние в отчаянии обратились к Цицерону, сжалившемуся над ними и нашедшему юридическую тонкость, чтобы объявить недействительной передачу Валерием договора Волузию. Цицерон расторг договор, внес в казначейство сумму, которую оставалось еще выплатить подрядчику, и освободил поручителей от их обязательств, к большому неудовольствию Волузия, потерявшего разом и свои деньги, и прибыль с подряда.[475] Впрочем, обман и лихоимство были довольно обычными вещами в этом обществе, где деньги были единственной моральной связью между людьми; в то время как Цицерон прилагал все усилия для честного управления своей провинцией, он часто получал письма от своих друзей, которые просили о займе, говоря, что после военной добычи у него не должно быть недостатка в деньгах. И Цицерон был вынужден учтиво отвечать им, что добыча принадлежит не ему, а государству, и что поэтому он не может предоставить никакого займа ни для кого.

[476]

Значение проконсульства Цицерона

Способ управления Цицерона Киликией был большой честью для него, и тщетно современные историки старались унизить его заслугу, насмехаясь над ним и неосновательно критикуя его.[477] Последующие годы, правда, прошли над его реформами, как проходят морские волны, смывая рисунки, начертанные ребенком на песке. Но власть Цицерона была властью человека, а не бога. Он не мог один вылечить ужасное зло, поразившее мир. Его дело можно судить не по результатам, а по намерениям. Первый из всех, Цицерон внес в жизнь дух справедливости, солидарности, милосердия; он старался, выйдя из философского созерцания, реализоваться в действии. Как альпийское утро, возвещая наступление нового дня, золотит своим розовым светом отдельные скалы на самых высоких вершинах, в то время как горная цепь остается темной и долина спит еще во мраке, точно так же совесть этого робкого ученого человека возвещала уже зарю новых времен в мире, который еще находился во мраке бесконечного морального развращения.

Падение провинциальной системы управления