Читаем Юлий Цезарь полностью

В Италии умы немного успокоились после выборов, но политический мир и высшие классы были изумлены, увидев, что в Риме появился цензор с античной суровостью, настоящий соперник старого Катона. Событие было странным само по себе, но еще более странной была личность, в которую внезапно воплотился дух суровости и дисциплины древних поколений. Это был Аппий Клавдий, брат Клодия, прежний правитель Киликии, замещенный Цицероном, который с таким трудом исправил зло, допущенное тем в провинции. Публий Корнелий Долабелла, жених Туллии, даже обвинял его в лихоимстве, но Аппий был тестем Брута и сыном Помпея; Брут и Помпей заставили не только оправдать, но и избрать его цензором.[499] Будучи избран, Аппий сделался суровым цензором. Он изгнал из сената многих сенаторов, начал процессы, беспокоил собственников слишком обширных доменов и должников; он посягал также на роскошь картин и статуй.

[500] В числе его жертв был Саллюстий, потерявший свое место в сенате. Преследованию подверглись также Целий и Курион. Аппий вообще хотел подражать репрессиям Помпея, но его цензура была только пародией, оставившей после себя недовольство и насмешки. Все скоро изменялось в Риме, и эта строгость, за которую так держались консерваторы и которую двумя годами ранее Помпей, по-видимому, установил как правило управления, сделалась скоро только предметом насмешек. Беда, впрочем, не была велика, потому что в Италии было довольно спокойно.

Расположение легионов Цезаря

Помпеи уехал в Неаполь,[501] а Цезарь, окончив все свои дела в трансальпийской Галлии, возвратился в цизальпинскую Галлию с единственным намерением провести там зиму и подготовить свою кандидатуру на следующий год. Он был так далек от мысли о возможности междоусобной войны, что привел в Италию всего один легион. Им Цезарь заместил стоявший гарнизоном в цизальпинской Галлии легион, который отправил для войны с парфянами, а остальные восемь оставил в Галлии: четыре под командой Гая Фабия у эдуев и четыре под командой Требония у белгов, т. е. так далеко от Италии, как только было можно.

[502] Помпей не был более его другом, как некогда, но это был умный и предусмотрительный человек; другие его враги, за исключением Катона, почти все были из знатных фамилий, но без всякого влияния. Они не могли осмелиться насиловать общественное мнение и Италию, которая вся желала мира. С Помпеем и сенатом, без сомнения, можно было прийти к соглашению.

Марцелл ускоряет ход событий

Цезарь рассуждал здраво и именно поэтому ошибался. В период большого социального кризиса моральное равновесие партий и классов так непостоянно, что легкомыслие, вражда, злоба нескольких человек или маленькой котерии делаются очень важными историческими силами, которые могут заставить сразу вызвать скрытый антагонизм и ускорить значительные события. Марцелл не хотел покинуть консульство, не отомстив Куриону, который до тех пор всегда нападал на него; другие враги Цезаря также не отказывались от своих планов, особенно теперь, когда их поддерживала новая надежда. Если события должны были скоро показать, что верность солдат Цезаря непоколебима, то среди его офицеров, в особенности среди лиц, принадлежавших к знатным фамилиям, царило известное недовольство, может быть, потому, что именно они выражали возрастающую непопулярность Цезаря в высших классах. В числе этих недовольных был сам Лабиен. В Риме между тем легко принимали недовольство нескольких офицеров за недовольство всей армии. Охотно доверяли слуху, что армия Цезаря, утомленная войной, требовала роспуска. Противники Цезаря надеялись таким образом найти помощь в самой армии! Марцелл на заседании 1 декабря решил сделать последнее усилие, добиться постановления о том, что полномочия Цезаря истекают 1 марта, и заставить отвергнуть аналогичное предложение, направленное против Помпея. Если бы это ему удалось, то он достиг бы двойной цели: унизил Куриона и, оказав большую услугу Помпею, принудил бы последнего открыто присоединиться к консерваторам и сделаться их вождем.

Заседание 1 декабря

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное